Клиника «Амнезия»
Шрифт:
Дослушав мою фразу до конца, Суарес посмотрел на меня со зловещей насмешкой. Я как завороженный тоже смотрел на него, не в силах оторвать глаз. Если бы я знал его хуже, то, пожалуй, подумал бы, что он упивается моим смущением.
Суарес сидел, удобно устроившись в кресле. Он не перебивал меня и не задавал вопросов, словно ожидая, когда же я наконец перестану врать. Затем достал массивную позолоченную зажигалку, пачку своего излюбленного «Даунхилла» и закурил. Сделав глубокую затяжку, он протянул мне пачку.
– Сигарету, Анти? Не будешь? Ладно. – Он ловко выпустил идеальной
С этими словами Суарес положил сигарету в пепельницу и потянулся к блюду с оливками. Я не сводил с него взгляда. Он взял одну оливку, неспешно пожевал ее, сплюнул обглоданную косточку в ладонь и положил в специальное углубление в блюде. И все это время он не сводил с меня глаз.
– Дело в том, что, – пролепетал я, – это… это была всего лишь глупая…
Суарес поднял руку, призывая меня замолчать. Казалось бы, безобидный жест, но с тем же успехом он вполне мог влепить мне пощечину. Его губы скривились в сардонической усмешке. После того как Суарес наконец проглотил оливку, он снова взял сигарету и медленно затянулся. В комнате воцарилась тишина, сродни той, что наступает на арене перед финальным ударом тореадора. И такой удар не замедлил последовать.
– Кстати, вы все, наверно, удивитесь, но мне кое-что известно о клинике для жертв амнезии.
У меня похолодело в желудке. Черно-белые шахматные клетки пола поплыли перед моими глазами, их словно стало в несколько раз больше. Я испугался, что вот-вот последую примеру Фабиана и меня вырвет прямо на пол.
– Вчера я заглянул в комнату Фабиана. Хотел посмотреть, с чего начать разбирать его вещи – занятие, как вы понимаете, душераздирающее, – и наткнулся на газетную вырезку, которую племянник засунул в один географический атлас. По какой-то причине он спрятал его под кровать.
Суарес засунул руку во внутренний карман твидового пиджака, извлек вырезку, развернул ее, положил на стол и пригладил.
Казалось, даже воздух в комнате был наэлектризован. Воедино слились энергия моей молчаливой, бездыханной паники и безмолвное смущение моих родителей. Зато Суарес источал триумф, граничащий едва ли не с манией.
– Забавная тут оказалась статейка. Первое, что поразило меня, это дата. Она якобы напечатана в газете от 29 февраля 1989 года. Я немолодой человек, и память может меня подвести, но все-таки, если не ошибаюсь, такой даты нет. 1989 год не был високосным. – Суарес сделал глоток вина и улыбнулся. – Не желаете оливок? Превосходные, рекомендую.
Почувствовав неладное, мать бросилась мне на помощь.
– Кто-нибудь понимает, о чем говорит этот человек?
Вопрос не был обращен к конкретному лицу – ко мне или моему отцу, – а скорее куда-то в пространство над музыкальным автоматом. Обрати она тогда внимание на выражение моего мертвенно-бледного лица, то прочитала бы на нем ответ на свой вопрос.
Теперь Суарес смотрел мне прямо
– Вам не кажется странным, что лечебное учреждение, о котором было напечатано всего семь лет назад в центральной газете, бесследно исчезло, не оставив никаких свидетельств о своем существовании? Забавно. Как будто сама клиника стала жертвой амнезии. Словно в ее стенах собралось так много людей, потерявших память, что они инфицировали само здание. – Шутка, видимо, настолько пришлась по вкусу самому Суаресу, что он рассмеялся. Уму непостижимо, но неожиданно он показался мне самым счастливым человеком из всех нас. – Тут есть еще одна вырезка, – продолжил хозяин дома. – Даже поинтересней первой. Представьте себе, как я удивился, прочитав ее. Вы не поверите, но она содержит изложение обстоятельств смерти моей сестры и ее мужа. А ведь нам точно известно, что обстоятельства этой трагедии – выдумка Фабиана.
– Послушайте… – начал я, но мне не дали продолжить.
– Я не исключаю такой возможности, что какая-то злополучная супружеская пара упала с горной дороги всего через несколько недель после того, как погибли родители Фабиана. Возможно даже, что мой племянник увидел эту вырезку и на основе статьи об автомобильной катастрофе сочинил собственную версию, с эпизодом корриды в горной деревушке.
Я сидел как оглушенный, слепо уставившись в пространство. Суареса теперь не остановить.
– И все-таки вероятность этого ничтожно мала. Мне кажется, будто кто-то – вне всякого сомнения, человек с благими намерениями, человек, хорошо знающий Фабиана и те страдания, которые он испытывал, взял на себя смелость создать некое убедительное документальное свидетельство. Чтобы успокоить его… заставить поверить в его версию случившегося и если не утешить, то хотя бы немного увести подальше от реальности.
Теперь взгляды всех присутствующих устремились в мою сторону.
– Тебе не кажется, Анти, что настало время рассказать нам всю правду о том, что именнослучилось? – спросил Суарес.
– Анти, ты ведь не… – встревожилась мать.
– И все-таки он это сделал. Я прав? – Прежде чем я успел что-либо ответить, Суарес положил мне на плечо руку. – Знаю, знаю. Ты думал, что помогаешь ему.
– Чистая газетная бумага, – пробормотал отец. – А я-то думал, это нужно для какого-то странного школьного задания.
– Но он не поверил! – неожиданно для себя выкрикнул. – Я точно знаю, что он не поверил!
Суарес сидел на своем прежнем месте и, пристально на меня глядя, жевал очередную оливку. Затем перегнулся через стул и, ткнув в меня пальцем, заговорил:
– У нас с тобой была договоренность. Я доверял тебе. Просил поставить меня в известность, если ситуация выйдет из-под контроля. Ты дал мне слово и обещал сдержать его.
И тут я заговорил. Заговорил, не думая о последствиях. Сказал, что сделал все из лучших побуждений. Фабиану было известно, что это шутка. Суарес лучше других его знал и потому должен понять. Мои возражения были встречены молчанием.
– Позвольте, я докажу вам, – неистовствовал я. – Дайте, я расскажу, что случилось с нами, пока мы были в Педраскаде.