Клиника верности

Воронова Мария

— Тамары дома нет, я отправила ее в магазин, чтобы мы с вами могли побеседовать наедине. Прошу вас, проходите.

Она отвела сомлевшего от смущения Илью в кабинет мужа, известного микробиолога. Сев за старинный письменный стол резного дуба, жестом предложила ему кресло напротив. Илья неловко устроился на краешке, мрачно глядя, как Лариса Петровна заправляет папиросой длиннющий мундштук и прикуривает. Ему она тоже предложила сигарету, но Илья отказался. Дымить в обители ученого, по монографиям которого они изучали микробиологию в институте, показалось ему святотатством.

— Итак, молодой человек, вы хотите жениться на моей дочери.

Он кивнул.

— Надеюсь,

вы понимаете, что, став мужем Тамары, вы не только получаете законное право спать с приглянувшейся вам девушкой, но и становитесь полноправным членом нашей семьи.

Илья пробормотал, что да, он это понимает. Будущая теща милостиво кивнула и неторопливо затянулась, после чего изящным движением стряхнула пепел со своей сигареты.

— Я долго готовилась к этому разговору, Илья. Он может показаться вам неприятным, возможно, некоторые мои слова обидят вас, но, поверьте, я желаю вам только добра. Дело в том, что семья, в которую вы скоро войдете, имеет весьма благородные корни. Нашим родителям удалось сохранить традиции, принятые в хорошем обществе, и мы с Константином Петровичем воспитывали детей в этих традициях. Не скрою, мы бы хотели породниться с такой же благородной семьей, но наша дочь выбрала вас, и мы должны уважать ее выбор.

Илья покосился на Ларису Петровну. Правильно истолковав его взгляд, она подняла ладонь, как бы защищаясь от справедливых возражений.

— Илья, простите мне этот оборот речи. Я ни в коем случае не хочу умалить достоинств семьи, в которой воспитывались вы. Тамара ввела вас в дом как своего жениха, и я успела составить о вас самое хорошее мнение. Константин Петрович знает вас лично, и, по отзывам других преподавателей, он считает, что ваша репутация не оставляет желать лучшего. Я не знакома с вашими родителями, но им удалось воспитать прекрасного сына, следовательно, они заслуживают всяческого уважения, которое и будет им оказано, как только мы познакомимся. Я могу твердо обещать, что при любых обстоятельствах, как бы ни складывались отношения между вами, Илья, и членами нашей семьи, ваших отца и мать мы будем воспринимать как близких и почитаемых родственников.

— Спасибо. — Илья неловко встал и поклонился, за что был удостоен благожелательной усмешки.

— Вы хороший, порядочный человек, я уверена в этом. Если бы я считала иначе, не затевала бы этого разговора. Но простите, внушив вам самые благородные принципы и хорошие привычки, ваши родители все же не смогли привить вам манеры, принятые в высшем, не побоюсь этого слова, обществе. Кроме того, я вижу серьезные пробелы в вашем образовании. Я не имею в виду профессиональные знания, речь идет о вашей общей культуре. У вас великолепные задатки и правильные устремления, я вижу, вы хотите развивать свою личность, но сейчас у вас слишком мало пищи для этого развития. Поверьте, Илья, я говорю это только затем, что все это легко можно поправить, и, если вы согласитесь видеть во мне свою наставницу, я помогу вам стать таким же, как мы. А это нужно, если вы хотите войти в нашу семью. Как говорится, с волками жить — по-волчьи выть.

Она улыбнулась, выкинула окурок в пепельницу и принялась тщательно протирать мундштук скрученной промокашкой.

— К сожалению, последние семьдесят лет хорошие манеры и образование не в чести. Напротив, я часто видела, как невежественные люди кичатся своим дурным поведением, гордо заявляя: я крестьянин, не желаю засорять голову всякой ерундой. Как правило, эти крестьяне не вскопали за свою жизнь ни одной грядки. Люди, что называется, от сохи, но, увы, не при сохе. Они, недовольные деревенской

жизнью, боясь тяжелого физического труда, бегут в город, где, не желая работать над собой и перенимать правила поведения, принятые среди интеллигентных людей, вспоминают о своих крестьянских корнях. Между тем нет ничего глупее, чем гордиться собственным невежеством и нежеланием учиться. Вы согласны?

— Согласен, — прошептал Илья.

— Могу ли я рассчитывать, что вы, войдя в нашу семью, постараетесь стать достойным ее членом? Поверьте, требования к вам будут самые нестрогие, а отношение — самое благожелательное. Мы с Константином Петровичем прекрасно понимаем, что многих вещей вы знать не можете, и объяснять их вам будем со всем тактом, на который способны. Мы понимаем, что человек не может усвоить все с первого раза, тем более если он учится в институте так интенсивно, как вы. Понимаем и то, что некоторые наши замечания покажутся вам обидными, ведь мы с вами живые люди. Но все это поправимо, если я увижу ваше искреннее желание совершенствоваться. В конце концов, — Лариса Петровна вдруг хитро улыбнулась, — получить новые сведения и приобрести навыки всегда полезно, кто бы и с какой целью их вам ни преподносил.

Она встала, опираясь ладонями о дубовую столешницу. Илья тоже поднялся.

— Надеюсь, мы с вами поняли друг друга?

Илья Алексеевич любил тещу и искренне переживал, когда она умерла. Он очень уважал эту сдержанную, холодноватую и ответственную женщину и со временем полюбил беседы, которые она вела, чтобы сделать из него настоящего джентльмена. Она, кажется, тоже относилась к нему хорошо. Единственный разговор Ларисы Петровны с дочерью на повышенных тонах случился из-за него. Теща сказала: «Да как ты не понимаешь, Илья же на землю готов лечь, чтобы вам с Алисой мягко ходить было!»

Многие считали, что Тамара очень похожа на мать. Первые годы брака Илья Алексеевич тоже так думал, но потом понял, что сравнивать их — все равно что сравнивать человека с его тенью. Аристократическое достоинство Ларисы Петровны переродилось у жены в высокомерие, активная жизненная позиция — в деспотизм, а принципиальность — в самодурство.

И если теща видела в нем хорошего, положительного молодого человека, чьи манеры просто требуют некоторой шлифовки, то у жены это покровительственное, чуть снисходительное отношение трансформировалось почему-то в представление о собственном муже как о недотепе и дурачке.

— Все, я закончил, — прервал его воспоминания Колдунов.

С тихим хлопком выключился проектор, изображение на экране погасло, а Илья Алексеевич тяжело вздохнул. Сейчас Колдунов соберется и уйдет, оставив его наедине со своим горем. Как тяжело переживать все одному, зная, что от самого близкого человека на свете, от жены, ты никогда не дождешься помощи и утешения! Идти к дочери и плакать вместе с ней? Сейчас, когда он не может предложить ей сколько-нибудь приемлемый выход из ситуации, от его сочувствия ей будет только хуже.

— Ян, что ты нам все-таки посоветуешь? — робко заговорил он.

— Господь с тобой, как я могу советовать сейчас? Помочь помогу, что бы вы ни выбрали, но не проси у меня, чтобы я решил судьбу твоей дочери.

— И все-таки, Ян! Как бы ты поступил на моем месте?

— Прежде всего я приложил бы все усилия, чтобы не оказаться на твоем месте! — Колдунов суеверно поплевал через плечо и постучал согнутым пальцем по краю парты. — Ох, прости, пожалуйста, — спохватился он. — Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что думаю на самом деле? Даже если тебе будет обидно это слушать?