Клиника жертвы
Шрифт:
– Что вы, Настя! – засмеялся Нейман. – Вы вдохновили на подвиг двух старых офицеров. Красота и обаяние – вот ваше оружие, причем страшной убойной силы. Так что, если мы завтра завоюем победу, она по праву достанется вам.
Иногда послушаешь про чужую семейную жизнь и подумаешь: ведь грех жаловаться! Когда я начинала эти записки, думала: меня будут жалеть, а в глубине души радоваться, что у них-то не так плохо. Поэтому и закрыла комментарии к своим постам. Не хотела читать советов, выражений сочувствия, а то и призывов все бросить и начать жизнь с чистого листа. А сейчас мне кажется, что многие женщины просто смеются: и она еще считает себя самым несчастным человеком на свете! Да она горя не знала! Она не росла
И на женскую свою судьбу она сетует напрасно. Муж при должности, ей дал возможность получить образование, все деньги несет в дом – чего еще желать? Подумаешь, стукнет иногда, какое несчастье! Вот вышла бы за алкоголика, тогда и узнала бы жизнь! Когда бы ее били не от раздражения, а чтобы денег на водку дала.
И мне становится немного стыдно. Я начинаю считать себя жертвой-самозванкой, игрушечной страдалицей. Да, у моего мужа скверный характер, он зол и несдержан. То есть он умеет держать себя в руках, когда ему это нужно, но со мной – зачем стесняться? Ведь самая большая семейная ценность – это возможность быть дома самим собой. Ведь можно простить, когда человек просто не в силах сдержать эмоции. Никто из нас не в состоянии держать себя в руках двадцать четыре часа в сутки. Я – плачу, кто-то кричит, ругается, мой муж – дерется. Но он не избивает меня хладнокровно, расчетливо, чтобы добиться своего. А ведь я могла бы выйти за алкоголика, который бил бы меня потому, что хотел выпить. А я не давала бы ему денег. Вот где настоящий ужас.
У моего мужа нет никаких корыстных целей, и это примиряет меня с существующим положением вещей. Я знаю, некоторые мужья практикуют семейное насилие ради выгоды. Боль рождает страх, а страх – покорность, и вот должным образом обработанная жена оформляет на мужа, например, машину. Или просто отдает ему свои деньги. Думаю, подобного положения я бы не перенесла.
У меня ситуация все же другая. Я просто с пониманием отношусь к некоторым особенностям характера мужа. Я принимаю его таким, как есть. Помогаю снять напряжение после тяжелого трудового дня единственно возможным для него способом. Что делать, если ему это необходимо? Я же верная жена. Соратница. Практически декабристка.
Утром Артур подозрительно долго и сосредоточенно шнуровал берцы. Как балерина – пуанты.
– Братик, только не увлекайся. Без рук я не прошу, давай хотя бы без ног.
– О чем речь! Мы просто идем поговорить с человеком. Никакого насилия, боже сохрани. Культурная беседа культурных людей. Еще Вольтер говорил, что вежливость для ума – все равно что красота для лица.
– Вот именно. Обойдемся без ущерба для нашего ума и чужого лица.
Нейман первый раз в жизни шел на уголовно наказуемое деяние, но страха и сомнений не было в его душе. Он знал, что Артур справится один, может быть, даже лучше, чем в паре с ним, но мысль отсидеться казалась нелепой.
А когда они увидели этого парня… Каким он оказался жалким! Как омерзительно забегали у него глаза. От него шла такая густая волна страха, что Нейману стало физически тошно.
Они вошли с помощью ключа и наскоро представились, мы, мол, от Насти. Владимир Валентинович только собрался говорить, как Артур коротко, без замаха, ударил парня в торс.
Тот согнулся, отступил в комнату, а Нейман остался на пороге. Скрестив руки на груди, он рассеянно
– Да вы чё, мужики, – бормотал Вадим. – Да уйду я, руки уберите…
Старобинец лениво шевельнул пудовым кулаком.
– Все, все… Ухожу!
Артур покачал головой, а Нейман вздохнул, созерцая Настин книжный шкаф. Ему очень понравилась квартира девушки: она была обставлена с интеллигентной простотой, но, несмотря на полное отсутствие рюшечек, оборочек и флакончиков, чувствовалось, что это жилье одинокой женщины.
Выдерживая паузу, Артур сел на диван. Нейман тоже устроился в уголке – так, чтобы контролировать выход. Сейчас самое сложное место их плана: объяснить Вадиму, что от него требуется, причем так, чтобы он вприпрыжку помчался разводиться. За годы командирства Владимир Валентинович усвоил: если хочешь, чтобы тебе подчинились, никогда не произноси слов «если» и «или». Не ставь условий. «Если ты не купишь мне шубу, то на две недели останешься без секса» – заведомо провальный вариант. Нейман улыбнулся, вспомнив Марину. «Ах, Володенька, просто настроения нет…» И вот он уже мчится по магазинам как миленький. В общем, сначала лиши противника того, чего ты можешь его лишить, а он уж сам предложит тебе отступного.
– Мужики, я ж не знал, что у вас интерес. Мне Настька ничего не говорила. Вот баба!
Нейман, как ему было ни противно, скользнул взглядом по Вадимовой физиономии и удивился. Сейчас это была маска тупого самодовольства: «прекрасный и умный я попал в глупую ситуацию из-за дуры бабы».
Увы, существует такая порода мужиков. Женщина может быть космонавтом, академиком, великим хирургом, но она всегда останется бабой. То есть низшим существом по отношению к этому мужику. Пусть он дворник или вообще безработный, но, сидя в грязной майке перед телевизором, потягивая пивко, он будет презрительно ржать над любой знаменитой женщиной, которой не посчастливится показаться перед ним на экране. Она же баба. А значит, мысли у нее только о том, как бы лечь под мужика. Все остальное: научные открытия, литературные произведения – лишь побочный продукт сознания, априори не имеющий никакой ценности, ибо произошел из бабского мозга. То есть как бы из ниоткуда.
…Сколько бы ни талдычили о равноправии полов, об одинаковом значении секса в жизни женщин и мужчин, человеческая природа, в том числе анатомия, не меняется. И, ей-богу, такое впечатление, что все эти теоретики представляют себе секс как трение друг об друга двух пластмассовых пупсиков.
Но физическая любовь неодинакова. Для мужчины это всегда вторжение. Всегда нарушение границ женского тела. Пусть невольное, но насилие. Так уж мужчины созданы, ничего не попишешь. Но ведь насилие еще не победа. И на чужую землю можно ступить не только захватчиком, но и паломником.
А для таких, как Вадим, мужская сила, пожалуй, единственный способ ощутить свое превосходство. Вкус победы они познают только в койке и даже не знают, бедолаги, насколько это фальшивый вкус!
Причем это не имеет отношения ни к происхождению, ни к образованию. К Нейману в экипаж приходили парни не то что из глубинок – из глубин! Но во всех он видел уважительное отношение к женщине. Может быть, парни были неловки, неуклюжи, но женщины в поселке подводников чувствовали себя в полной безопасности.
Артур молчал. Вадим покрутился немножко по комнате, пробормотал «ну, я пойду», но Старобинец загородил выход.
– Не угадал. Вместе пойдем. Выписываться и разводиться.
– Что? Мужики, уйти я уйду, а выписываться чего я должен?
– Так… бригантина надувает паруса? – Старобинец улыбнулся так нежно, что даже Нейману стало не по себе.
– Не, ну правда… Я по закону здесь прописан… и право имею, – бормотал Вадим, цепенея от собственной храбрости.
Нейман покачал головой: вот вам Шариков в химически чистом виде. Девяносто лет научно-технического прогресса и глобализации навели на Шариковых немного лоску, но суть не изменилась ни на йоту. Положено мне по закону шестнадцать квадратных аршин, и точка.