Клинки и карабины
Шрифт:
В то, что больше не будет побудки и подъёма. Не будет пронизывающего насквозь ледяного ветра на лесоповале. В то, что он не услышит разрывающий лёгкие кашель соседа по нарам. Не придётся курить на троих окурок, брошенный конвоиром, подобранный и наколотый на щепочку. Есть то, что он постеснялся бы дать свиньям у брата в деревне.
Всё позади, а за прошедшие семь месяцев он сделал то, что до него удалось в СССР только одному человеку. Он, главный конструктор, смог восстановить его записи, повторить и улучшить всё, достигнутое в двадцатые гением никому сейчас неизвестного
Результат работы сейчас высился в степи в пределах видимости. Остроносая и пузатая ракета, гордо стояла на направляющих, устремляясь вверх. Даже отсюда были видны громадные серп и молот, нанесённые на её борт.
Конструктор не боялся, что она упадёт на территории сопредельных и недружественных государств. Расчёты доказывали – она пройдёт через тысячи километров и достигнет цели. Он был уверен в успехе. И ему было наплевать на ожидаемого к пуску Таранкана, отправившего сотни таких, как он, инженеров, в ГУЛАГ. Ракета полетит, он знал это.
– А состояние тех, кто полетит? – Хорунжин перебил его довольные мысли.
– Вроде бы неплохо. Я же за это не отвечаю, товарищ полковник. Сами у меня забрали полномочия за отслеживанием их состояния. Забыли разве?
– Ну да… – Смутить Хорунжина этим явно не удалось. – А проявить инициативу? Если что не так, то смотрите мне, товарищ главный конструктор. Наплачетесь тогда у меня.
– Как скажете. Может быть, тогда пройдём в их корпус и посмотрим?
Пройдя до лифта, и предъявив двум строгим парням в синих галифе и красных погонах пропуска, они поехали вниз. Спустившись до уровня шестого бункерного этажа, лифт остановился.
Отъехавшая в сторону решётка открыла стальную дверь с глазком. Их внимательно изучили через танковый триплекс, после чего – естественно пропустили.
Длинный коридор с белым кафелем на полу и полированными мраморными досками стенах. Двери по его боковинам, установленные в шахматном порядке. Мягкий свет матовых светильников. Прохладный воздух, прогоняемый системой вентиляции. Охранники в «фельдграу» и с автоматами «Манлихер-штюрмер». Красные флаги с чёрной свастикой и орлом. В угловой нише – портрет Гитлера в полный рост.
Этот блок, также, как и ещё несколько других, полностью копировал извлеченное разведчиками ещё в годы войны. Всё, что касалось базы «Вальхалла-зеро» на Луне.
Именно здесь сотрудники специальной группы капитана Немальцева проходили курс тренировок, входящий в программу подготовки к экспедиции.
Хорунжин довольно осмотрел собственное хозяйство, оставшись им полностью доволен. Наверняка САМ захочет спуститься сюда, и это лишний раз докажет Усачу – полковник Хорунжин щи лаптем не хлебает. И без всякого Института, пусть и под контролем лысого здоровяка. И тогда… Полковник внутренне улыбнулся.
Кремлёвский хозяин не любит показуху. Ему подавай результат. Но здесь, в ведомстве Хорунжина, результат непосредственно связан с тем, что нужно выставлять напоказ. А уж показать Усатому – будет чего…
Пройдя через большую, звуконепроницаемую дверь, полковник с конструктором
Группа из двадцати пяти – тридцати мужчин, увешанные оружием, в защитной экипировке, похожей на штурмовую, тренировались в стрельбе.
В глаза Хорунжину бросился громадный, на две головы выше своих далеко немаленьких коллег, белоголовый детина. Уверенно держа в руках новый, неизвестный ещё в войсках пулемёт с коробом, присоединяющимся снизу, он поливал из него очередями, водя стволом так, как будто в руках у него был всего-навсего пистолет. «Хороша форма у ребят, – мелькнула мысль, – таких бы тогда, в войну, эх…»
В стороне, за пуленепробиваемым экраном стояли двое: Макар Немальцев и худощавый мужчина, лет так за пятьдесят, в белом халате и с аккуратными седыми усами.
– Здравствуйте, Макар. Добрый день, Юрий Сергеевич. – Поприветствовал их, подходя ближе, Хорунжин.
– Здравствуйте, батенька. – Белохалатный, не отводя глаз от стрелков, кивнул и стал что-то чиркать в большой тетради, удерживаемой на весу.
– Здравия желаю, товарищ полковник. – Буркнул Макар, не глядя на подошедших к ним гостей.
Хорунжин улыбнулся, заговорщицки подмигнул нахмурившемуся конструктору, запустил руку в большой кожаный портфель, пристёгнутый к его левому запястью наручниками, и извлёк оттуда простенький почтовый конверт:
– Танцевать будешь, вечно недовольный капитан? – И протянул письмо разом повеселевшему Макару. – Как успехи в подготовке?
Немальцев ткнул пальцем в сторону мужчины в пенсне и стал чуть отходить в сторону. Но, передумав, остановился. Из стопки стальных касок, аккуратно стоявшей у стены, достал одну, бросил на пол. Не глядя – поднял ногу и резко опустил вниз. С громким скрежетом металл разом согнулся, превратившись из боевого шлема в лепёшку. Хорунжин удовлетворительно кивнул головой, поворачиваясь к пишущему в тетради бородатому обладателю пенсне.
– Что скажете, профессор? Какова форма наших ребят?
– Гхм… – Тот кашлянул в кулак, и повернулся, наконец, к полковнику. – Успехи физиологические-то замечательные. Вон он, результат формы и… э-э-э… лишнего хвастовства и мальчишества, лежит у вас под ногами. Макар, что вас заставляет так уродовать инвентарь, а?
Капитан ничего не ответил, полностью занятый чтением.
– Ясно… – Хорунжин нахмурился. – Выкладывайте, профессор, что тут у вас не так?
– Как вам сказать, голубчик. – Профессор закурил. – Беспокоит меня их морально-нравственная сторона. Ведь уровень адреналина у наших…коллег на чрезвычайно высоком уровне. Если изволите, то все результаты по последним данным у меня в лаборатории. И я вам могу абсолютно ясно продемонстрировать, что уровень агрессии у них…э-э-э… повыше, чем у стандартного военного. И, как следствие этого, возможен выплеск этой самой агрессии. Абсолютно неконтролируемый, полностью повторящий уже изученные нами материалы по исследованиям нацистов.