Клинком и словом

Фрайт Александр

– Пока жива.

– Меня тяжело убить, хотя попыток было много. Ты же сама это знаешь.

– Я говорю о тех, кто будет здесь быстрее живых.

– С мертвыми, способными убивать быстрее настоящего воина, мне встречаться не доводилось. Я только слышала о них.

– Тот, кто вызвал лишенных погребения, будет охотиться и за тобой.

– Я не сильнее мертвых, госпожа. Если ты это желала знать.

– Это, – ответила Керана. – Не надейся на мою силу, Гальса. Я хочу, чтобы после этих слов ты полагалась только на себя, на свой клинок и на Хорлая. А он на тебя.

Она затянула шнуровку ворота на доспехе, обнажила наполовину меч, проверив, бесшумно ли скользит тот в ножнах, и выровняла петли с метательными ножами на поясе. Потом провела

пальцем по наплечнику Гальсы, будто захотела пересчитать кованные пластины защиты.

– В Плиссу вдвоем вернетесь. Передашь матери и Наславу, что вестника пришлю, как справлюсь, или сразу в Болнар наведаюсь.

Гальса опустилась перед Кераной на колени, отбросила волосы с шеи и схватилась обеими руками за ее сапоги.

– Руби, – простонала, – но не прогоняй.

Хорлай, вошедший со двора сказать, что все готово к обратной дороге, сосредоточенно теребил бороду, не понимая, что случиться за такое короткое время в его отсутствие.

– Домой нас отправляет. Одних!

Он бросил на Гальсу косой взгляд, сжал огромный кулак и сказал, как отрезал:

– Шага не сделаю без госпожи. С ней приехал, с ней же и уеду!

Глава 4

Ранним утром янгала Дарьяна возвращалась в Анлор. Утомительный путь в Архенар и обратно не принес ничего, кроме разочарования, скверного настроения и гадких предчувствий. И Эолата, заварившая всю эту кашу с Кераной и гребущая жар ее руками, и ее братец Элгор, будто напрочь забыли, что они какие-никакие, а родственники. Таращились на нее оба, точно в первый раз услышали о мертвеце из Гнезно и монахах, будто не сообщники они, а так, приснилось, мол, ей. Расхлебывать сотворенную мерзость Первая Ветвь Невра великодушно предоставила ей одной. Измученная долгой тряской по бездорожью и тягостными мыслями, она покачивалась в седле с угрюмым видом, и бросала на спутников такие злые взгляды, что ее свита облегченно вздохнула при виде островерхих башен великого города, позолоченного рассветными лучами. И как только янгала достигла главных ворот, где ее ждали не менее двух десятков навьев из настенной стражи, ее спутники поспешно смешались с толпой встречающих. Воины с копьями, выстроившиеся по обе стороны прохода от огромных створок первых ворот до крутого поворота ко вторым, трижды ударили листовидными наконечниками в железо доспеха, приветствуя повелительницу Анлора. Полдюжины копьеносцев отделились от остальных и направились к ней. Подходили напряженным шагом один другому в затылок. Передний смотрел на янгалу немигающими глазами, и, не доходя трех шагов, остановился, приставил ногу, рванул руку с копьем к груди и склонил голову, приветствуя свою госпожу.

Она бросила поводья на руки слуг, безмолвно покинула седло и, к изумлению стражи, направилась не к своим покоям, а свернула во внутреннею галерею стены. От самого Архенара, все два долгих дня пути после неудачной встречи и бессмысленных обвинений в волчьем логове Невра, янгала непрерывно думала об этих галереях. Уверяла себя, что если фрески на стенах встретят ее пением, то и удача не отвернется. И, в первую очередь, она торопилась не к бассейну с подогретой водой, а именно сюда, в настоящее великолепие Анлора, в мягкую полутьму внутренних помещений, выходящих множеством арочных проходов на площадь перед покоями с серебряной птицей на шпиле. Построенные теми же руками, что и Риоган, они вобрали в себя и мощь и непревзойденное до сих пор искусство, и даже время в этих галереях отличалось степенностью и текло неторопливо. Просторные, со сводчатыми потолками, украшенными фресками и чудной резьбой на стенах, где в каждом рисунке камней жила своя собственная мелодия, они завораживали и заставляли восторгаться любого навья. Можно было месяцами бродить мимо этих стен и не услышать ничего, но в один миг все могло измениться и воздух наполняли чарующие ноты. Сейчас стены пели. Обычно молчаливые они источали из себя тревожную мелодию, и она перетекала от рисунка к рисунку, следуя

за ритмичным позвякиванием ножен клинков о бедра Дарьяны. Встречные навьи в недоумении смотрели на стены: и строго подтянутые неразговорчивые мужчины, и всегда улыбающиеся светловолосые женщины, и веселые розовощекие дети с игрушечными мечами у пояса. Навьи, которые только что куда-то торопились, останавливались, прислушивались к неожиданно возникшим звукам и, признав дочь Мораны в доспехах, склоняли головы в поклоне.

Задумавшись, она вышла через площадь к широкой лестнице, ведущей во внутренние помещения дворца, и вздрогнула, когда стража грозно лязгнула железом, скрестив древки копий перед ее лицом. Она вскинула подбородок. Стража тут же расступилась, подняв копья на плечо. Молодые воины во все глаза смотрели на янгалу, вместо туники или хитона облаченную в воинскую защиту, и пока она проходила мимо не смели даже слово сказать, хотя любопытство переполняло их доверху. В легких доспехах без рукавов, надетых поверх кожаной нательной рубахи, она была больше похожа на молодого охотника, собравшегося в лес, чем на навку, тем более янгалу. Дарьяна повернула голову, окинула одного из стражников холодным взглядом и приподняла бровь.

– Доброго утра, Мирта. Ты еще не стал старшим одной из башен великого города? Или сразу в сарты Анлора метишь?

Она-то узнала навья, несмотря на то, что не видела его несколько лет, да и Мирта изменился, вытянулся вверх, стал еще шире в плечах, обзавелся бородкой, правда, пока ненамного отличающейся от юношеского пушка.

– Мне еще долго служить, госпожа. Возможно, в следующую встречу я склоню голову с ярлыком сарта, – воин выдавил из себя смущенную улыбку.

Отойдя на десяток шагов, она услышала возбужденный шепот:

– Признала, смотри ты.

– Янгала ничего и никогда не забывает. Охотились как-то вместе на окраине Пограничья. Давно это было.

– На зайцев? – кто-то коротко хохотнул.

– На вигулов, – зло осадил товарища Мирта.

Удивленная тишина повисла за ее спиной, и уже подойдя к ступеням лестницы перед своими дверьми, она едва разобрала далекие голоса:

– Так уж и клинком владеет?

– Два на пояс нацепила.

– Мстить кому собралась?

– А ты попробуй спроси.

– Нарежет ремней из твоей шкуры и лоб не вспотеет. Терс фехтовать учил, – пояснил Мирта. – И меч ей сам потом подал. Не на одном колене – на обоих стоял. Второй клинок однорукого волка.

– Да, уж…

Скупая улыбка тронула ее губы. Вспомнила суровое лицо искалеченного навья: пустой рукав кольчужной рубахи, тяжелый взгляд из-под набрякших век на ярком солнечном свету, левую скулу, изуродованную четырьмя шрамами от когтей, и мускулистую руку, покрытую старым узором из глубоких отметин от чужих клинков. Вспомнила и его недовольство, когда на воинский двор Архенара, где мочалили чучела деревянными мечами десятка два подростков, Серина привела светловолосую девчонку из Анлора.

– Янгала желает научиться обращению с мечом.

– Для моего возраста шутки звучат немного не так, госпожа, – буркнул воин, и заорал, отвернув голову. – Хом, ты как меч держишь, отродье вигула!

– Терс, я не шучу, – спокойно сказала Серина.

Воин смерил их тяжелым взглядом сверху вниз, сжал единственный кулак, зло выдохнув в сторону грубое слово. Терс тогда предстал перед Дарьяной, напуганной его видом, диким, раздраженным зверем: выше Серины на голову, а уж она в свои годы не доставала ему и до пояса.

– Она дочь Мораны, – он словно выплюнул эти слова, намеренно не произнося ее полное имя. – С каких это пор повелители Срединных Пределов учатся фехтованию? Их могущество не требует укрепления железом.

– Янгала может пожелать все, что угодно, как только научится правильно выговаривать слова. Не так ли, Терс? – она хлопнула ладонью по рукояти своего клинка.

– Твое обучение, госпожа, стоило мне десяти лет жизни, – пробурчал он.

– Не думаю, что наша гостья заберет у тебя больше, чем я, – Серина усмехнулась.