Клинок Минотавра
Шрифт:
– …Вот газ, смотри…
Плита о двух конфорках. Посуда.
– Ну, удобства, сама понимаешь, на улице, – Лариска осмотрелась. – В общем, разберешься. А если не разберешься, то звони.
Конечно.
Позвонит. И разберется. То есть сначала разберется, а потом позвонит… и уже охота назад попроситься. Есть ведь другие варианты. Например, можно квартиру снять, где-нибудь в городе… правда, у Женьки денег не так много осталось, но если попросить родителей… объяснить родителям.
– Что-то ты совсем скуксилась, подруга, – Лариска покачала
– Кем?
– Сторожем. Да отомри ты! Все одно на кладбище живешь. Работа – не бей лежачего. Хоронить тут не хоронят уже лет двадцать. Деревенька тихая, чужаков нет. Просто ставка имеется, вот и… заплатят, конечно, копейки, но тебе и это надо. Для начала. Ну, обживайся…
И Лариска ушла.
Сразу стало не по себе. Старый дом, очнувшись от дремы, приглядывался к Женьке. Он видел ее насквозь вместе с нелепыми страхами, сомнениями и желанием вернуться к прежней, уже недоступной жизни.
– Я справлюсь, – сказала Женька, расстегивая молнию на сумке. – Я сильная…
Прозвучало донельзя жалко.
Аня научилась чувствовать его появления задолго до того, как раздастся звук шагов. Просто в комнате что-то неуловимо менялось.
Моргала лампочка. И отвратительная белизна кафеля тускнела. Само дыхание сбивалось. Ему нравился страх, человеку, который скрывал свое лицо за детской маской. Ане вспомнился стишок: идет бычок, качается, вздыхает на ходу…
…Минотавр вздыхал шумно, как-то картинно.
Проворачивал ключ в замке.
И говорил:
– Я вернулся.
Он приносил с собой еду и воду и поил, прижав к губам горлышко бутылки. Аня глотала. Потом покорно открывала рот, а Минотавр запихивал в него кусочки вареного мяса. Мясо было жестким, и Аня с трудом прожевывала его, он же смотрел.
Любовался.
…Быть может, если все так и продолжится, Аня сумеет сбежать? Ведь развязал же он ее после первого разговора?
– Я… – она сглотнула, пусть в горле и пересохло. Воду и еду он уносил с собой. – Я рада, что ты, наконец, появился. Мне здесь… так страшно.
Она почти не соврала.
Страшно.
Жутко. И лампочка светит постоянно. Выложенная белым кафелем клетка невелика: пять на пять шагов. Потолок высокий. Жгут провода. Лампа. И лестница наверх. Десяток ступеней, которые заканчиваются дверью.
– Ты пыталась убежать, – с упреком произнес Минотавр и легонько хлопнул по губам.
– Нет!
– Да, – он снова ударил, уже сильнее, и Аня поспешно облизала губы. – Ты поднялась по лестнице…
…Следит?
Как она раньше не подумала. Конечно, следит. Спрятал камеры и… и да, она пыталась сбежать. А кто бы на ее месте не попытался? Ей казалось, что если дверь обыкновенная, то Аня с нею справится. А дверь оказалась железной, гладкой. С внутренней стороны не было ни ручки, ни даже ячейки замка. И Аня сидела у этой двери, скреблась, едва не
– Прости. Я больше не буду.
Она склонила голову, и это понравилось Минотавру.
– Пить хочешь? – почти нормальным голосом спросил он.
– Да.
– Пей.
Бутылку в руки снова не дал. Смотрел, как Аня глотает, жадно, стараясь не пролить ни капли, а вода течет по щекам, подбородку.
…Ее ищут. Должны были хватиться. Сколько дней прошло? Аня не знает. Здесь, в белой комнате, нет ни дня, ни ночи. И лампа светит одинаково, и ощущения все смешались… и Минотавр приходит… сколько раз в день?
…Но должны были хватиться. Аня рассказала о свидании Ольке, а Олька могла решить, что Аня осталась у нового старого знакомого и прикроет перед мамой… но ведь через день или через два забеспокоится…
– Тебя не найдут здесь, – он словно заглянул во всполошенные мысли Анны. – Об этом месте мало кому известно.
– Ты готовился?
– Конечно, – он отобрал бутылку, в которой еще оставалось глотка два.
…От жажды он ей умереть не позволит.
И от голода.
Что приготовил? И нужно ли Ане знать? Неизвестность, конечно, страшит, но сейчас у нее хотя бы надежда имеется. А надежда – само по себе много. Аня раньше не представляла, насколько много…
– Мне нравится, что ты не плачешь, как другие.
– А были другие?
Он поднес к губам кусок мяса, и Аня раскрыла рот. В конце концов, вдруг да правы те, кто рассказывает, будто маньяк способен жертву пожалеть? Нет, Ане не нужна жалость, но… если он привыкнет, если Аня понравится ему, то…
– Были, – он произнес это с затаенной гордостью.
Сумасшедший.
– Расскажи.
– Зачем?
– Просто интересно… – Аня с трудом разжевала кусок. Готовил он отвратительно, и мясо несоленое, лишенное приправ, было почти несъедобно. Впрочем, в ее ли положении капризничать?
– Я их убил.
В этом Аня не сомневалась. И цепляясь за нить странной их беседы, спросила:
– И меня ты… собираешься?
Он не ответил, но заткнул рот куском мяса.
– Тавр, любимец Миноса, был родом из земли Пут. Никто не знает, где эта земля, о ней упоминается лишь единожды. И есть мнение, что земли этой вовсе не существовало. Прежде люди полагали мир иным, плоским и огромным, населенным самыми причудливыми существами. И сам Тавр, называвший себя потомком северных варваров, вряд ли был в полной мере человеком.
Аня раскрывала рот.
Жевала. Слушала. Она была внимательна, как никогда прежде. Ей очень не хотелось умирать.
– Он появился на Крите, когда Минос был еще мал. И уже тогда того поразила не только сила его, но и нечеловеческая жестокость. Тавр не щадил ни сильных, ни слабых, ни стариков, ни детей, ни женщин, ни мужчин, он готов был убить любого, на кого укажет царь. Собачья верность.
Слушала. И жевала. Смотрела в бледные глаза, которые вспыхивали, потому что та, давняя история, тревожила Минотавра.