Клинок Минотавра
Шрифт:
…Носы, подбородки, веки…
Сложное дело перерисовки чужого лица, когда сам себя видишь художником, пусть и работать приходится не кистью и красками, а скальпелем. А ведь хотел людям жизни спасать. Но пластический хирург зарабатывает больше…
У Ивана же талант.
Во дворе Антонины думалось обо всем и сразу.
А еще цвел какой-то развесистый полудикий куст. Под ним лавочка резная примостилась, а на лавочке растянулся угольно-черный кошак.
Лара только фыркнула и вцепилась в
Ведьма.
Партийная. И статуя трубящего пионера, которая украшала некогда школьный двор, теперь пряталась под старой грушей, облезшая, несчастная.
Открылось окошко, и Антонина, выглянув, сказала:
– Чего на пороге мнетесь, как неродные? Заходите. Только переобуйтесь… тапочки в сенях.
И Лара, вдруг смутившись, шепчет:
– Может, я домой…
– Нет.
Нельзя ее отпускать, сама она не справится со страхами, заморочат, вымотают душу. Иван, заставив сесть на шаткий стул, сам стаскивает с Лариных ног туфли, глухие, старушечьи.
– Ты что… – шипит и дергает, ногу высвободить пытаясь.
– У тебя ноги красивые.
– Придумал тоже…
– Смотри, какая узкая ступня… и пальцы длинные, аккуратные.
– Прекрати!
Злится. И хорошо, перед злостью ее страхи отступают ненадолго. Хватит, чтобы обуть старые разношенные тапочки.
– Идем…
В избе Антонины пахнет травами. Резковато – полынью, и мягкий аромат ромашки пытается сгладить эту резкость, разбавляет смесь мята. Осторожно вплетаются ноты душицы…
Здесь ничего-то не меняется. Тот же пол, лесенкой уложенный, выкрашен рыжей краской, и кажется, будто потеки ее, неровности хорошо Ивану знакомы.
– Заходи, заходи, – Антонина возится на кухне.
Стол круглый, накрыт расшитой скатертью. Старый буфет. И старый диван… на стенах портреты: Ленин, Сталин, Дзержинский…
– Давай знакомиться, – Антонина выплыла с подносом, на котором возвышался фарфоровый чайник и троица кружек. – Я – Антонина.
Она походила не на ведьму, на партийного секретаря, который и дома не снимает синий чиновничий костюм. И что за дело, если костюм этот сшит из мягкого вельвета, а очки – солидной немецкой фирмы? Образ не нарушают.
– Иллария, – завороженно глядя на Антонину, сказала Лара. – Я… с Иваном.
– Вижу.
Чай травяной, душистый, Антонина разливала сама. И лучше не спрашивать, чего она намешала в травах. Не ответит, только улыбнется, а в глазах мелькнет этакое… ведьмовское…
Может, и вправду?
Нет, не верит Иван в сверхъестественное…
– А страхов-то ты где, девочка, понахватала таких? – Антонина разглядывала Лару сквозь прицел очков, и Лара ерзала, но держалась. – И прокляли… чернота одна вокруг.
– Я не верю в проклятия.
– Не верь, – спорить Антонина не любила. – Твое
– Даже три.
Иллария вдыхала ароматный пар и успокаивалась.
– Три… и печень шалит… сердечко, опять же… с кровью тоже проблемы?
– Иммунитет слабый.
– Да, иммунитет… удобное ныне слово, все на него валить можно. Ванечка, родной, сходи-ка прогуляйся… а мы тут…
– Баба Тоня!
– Сходи, сходи… вот к Галочке загляни, занеси ей меду, а потом возвращайся, поговорим о деле…
Иллария молчала.
– Не бойся, не трону ее… надо нам о своем, о женском. Если хочешь, чтобы страхи ушли. Ты ведь хочешь, девочка?
И Лара кивнула.
Попросила:
– Иван, ты… потом за мной вернешься, ладно?
– Вот и правильно… чтобы из себя черноту прогнать, надобно наизнанку вывернуться, а изнанка – вещь неприглядная, – плотные красные ладони Антонины гладили волосы Лары, не то утешая, не то… колдовство?
Ведьма, как есть ведьма.
Но дала крынку меда с перевязанною горловиной.
– Скажи, что свежий, самое оно ей для спины. И для Вовки ее… пусть вечерком тоже ко мне заглянет с этой своею… дурная девка, ох дурная…
Иван и прежде-то удивлялся, откуда Антонине становилось известно, если не все о жизни деревни, то многое. Однако, к чести ее, Антонина то, что удавалось узнать, хранила.
Сплетни – это не по ее части… а Ларе вдруг да поможет.
До двора Галины Васильевны идти было недалеко, но Иван не торопился, оставляя деревенской ведьме время. Пускай разговорит, вычистит грязь с Лариной души, залечит раны, отпугнет страхи. А остальное – подождет.
За мысли эти вдруг стало стыдно, потому что выходило, будто остальное – это как раз Машка и ее убийца. И надо было все-таки рассказать полиции… через знакомую дернуть, чтобы внимание обратили… а не самому… какой из него сыщик?
– Оль! Ну ты опять себе напридумывала! – Вовкин бас разносился на всю улицу. – Нет у меня тут никакой любовницы!
– А где есть? – мстительно поинтересовался женский голос.
– Нигде нет!
– А эта…
– Знакомая она! Просто знакомая! Случайная!
– Да? – женщина явно не верила Вовке. – Я там… страдаю… места себе не нахожу, думаю, как помириться, а он… тут… со знакомой… случайной…
Картинный всхлип.
– Оль, ну перестань…
Ворота распахнулись, едва не задев Ивана створкой, и на улицу выскочила девушка.
– Здравствуйте, – мирно сказал Иван, отступая.
Девушка взвизгнула.
Красивая. Как Машка… нет, Машка была крупнее, но… есть в них что-то общее… к примеру, обиженно поджатые губы… и взгляд раздраженный, злой.