Клинок Минотавра
Шрифт:
Но мавзолей ему бы понравился.
Гладкий. Лоснящийся… грани острые режут солнечный свет, пластая тени.
А входа нет.
Странно. И таблички нет… не то, чтобы Женьке прежде случалось мавзолеи встречать, но она предполагала, что должна быть табличка… ну или хотя бы ограда. А тут только малинник дикий. И вьюнок развесил белые хрупкие колокольчики.
Женька обходила сооружение, не смея приблизиться, но и не находя в себе сил отступить. Завораживал… наверное, так выглядели древние языческие храмы…
Или она сочиняет?
В
…Нет, драгоценному определенно понравилось бы.
Она все же нашла вход – массивную дверь, которая выделялась на черной туше мавзолея исключительно благодаря проржавевшим петлям. Они выглядели чуждо, и Женька испытала иррациональное желание замазать ржавчину черной краской, чтобы не нарушать равновесия.
– Добрый день, – из задумчивости ее вывел голос, заставив подпрыгнуть.
Хорошо, что не завизжала. А ведь собиралась… выглядела бы сущей идиоткой.
– Простите, если напугал вас, – сказал мужчина в спортивном костюме. – Совершенно не имел намерения. Мне казалось, что вы слышите, как я иду…
– Извините, я… задумалась.
– Бывает. Владлен Михайлович, – представился мужчина, забавно кланяясь и приподнимая полотняную панаму. – А вы, наверное, Женечка?
– Да, а откуда…
– Меня Галина Васильевна послала. Сказала, что вы, вероятно, застесняетесь прийти к ней на чай, хотя обещали. А обещания, Женечка, держать надо. Ко всему, вижу, вас история и вправду интересует, а никто, лучше Галочки, о князьях Тавровских вам не расскажет, уж поверьте старому полковнику…
Старым он не выглядел.
Человек в возрасте – это да, но отнюдь не старый. И выглядит моложаво. Стройный, подтянутый. Рукава спортивной куртки закатаны, и видны жилистые руки, с виду крепкие. Держится прямо, ступает легко…
– Так что, Женечка, собирайтесь, – с улыбкой сказал Владлен Михайлович, – вас ждут.
Это вряд ли…
Наверное, Вовка идти отказался, а Галина Васильевна все одно по-своему решила. И честно говоря, Женьке было неудобно. Кто ей там рад? Уж точно не светловолосая Ольга, которая увидела в Женьке соперницу. И не Вовка, отчаявшийся помириться с невестой.
– Я… извините, – Женька понимала, что краснеет, – у меня дел много… прополоть вот… и забор покрасить.
Владлен Михайлович только хмыкнул и, взяв Женьку под руку, доверительным тоном произнес:
– Не волнуйтесь, Женечка, ваш забор совершенно точно от вас никуда не денется. Более того, я готов оказать любую помощь в побелке… ну или покраске… вы уж идите, переоденьтесь, а я пока сорняки вынесу.
– Но…
– Никаких «но», милая. Я Галине Васильевне честное слово дал, что вас приведу. А я, знаете ли, человек старой закалки. Слово свое держать привык.
Он выглядел милым. И улыбался хорошо, открыто, чем-то напоминал Женьке отца.
– Идите, идите…
Переодеться?
Именно.
Волосы Женька собрала в хвост, который перехватила растянутой резиночкой. Красавица? Драгоценный, увидев, только посмеялся бы. Или, вернее, скорчил бы презрительную гримасу и бросил бы что-то про прекрасных крестьянок.
Женька поскребла нос, который успел обгореть.
Ну их всех, что драгоценного, что Вовку с белокурой его невестой, пусть сами разбираются. А она… она просто проведет время в свое удовольствие.
И Владлен Михайлович, увидев Женьку, расплылся в улыбке:
– Вы похорошели, милая. Все-таки одежда удивительным образом женщину меняет. Более того, скажу я вам, если вы, конечно, послушаете старого болтливого полковника…
– Вы вовсе не старый…
– Но, что болтливый, вы не отрицаете? – он улыбался, и от улыбки вокруг глаз разбегались тонкие морщинки-лучики. – Болтливый, болтливый, порой чрезмерно… так вот, милая Женечка, женщина, когда сама понимает, что выглядит хорошо, преображается. Ее походка становится летящей, вот как у вас… плечи расправляются… аура… вы ведь верите в ауру?
– Нет.
– Не важно, аура сияет, точно драгоценный камень. А еще женщине к лицу мягкий нрав. Знаете, мужчины, они как дети, с одной стороны, тянутся к необычному… чтобы красавица, но от красоты устаешь… и норов, который нерв, тоже утомляет. Порой-то хочется остренького, но от обилия острой пищи и язву заработать недолго.
Послеполуденный разговор.
И неторопливая прогулка, пусть кавалер староват, но Женьке нравится. Она идет, наслаждаясь и этим теплым днем, и солнцем, которое палит не в меру, и запахами земли, травы и цветов… меда…
– Владлен Михайлович, – ей хочется шутить, и собеседник поймет шутку, посмеется с готовностью, даже над неудачною. – Никак вы меня сватать пытаетесь?
– Грешен, – он покаянно опустил голову. – Ох, Женечка, грешен…
– Боюсь, – осторожно заметила Женька, – место невесты уже занято.
Вряд ли он по собственному почину взялся устраивать личную Женькину жизнь, да и не Женькину.
– Ну… – Владлен Михайлович остановился у колодца. Вчера Вовка рассказывал, что будто бы с этого колодца деревня и началась, но случилось это давным-давно, во времена, о которых уже никто и не помнит. А теперь колодец пересох. – Женечка, конечно, крайне неудобно совать нос в чужую личную жизнь, но Галочке я отказать не способен. А ей, как вы понимаете, выбор внука не слишком-то по душе пришелся. И честно говоря, я не могу ее винить. Галина – умнейшая женщина… вы вряд ли знаете, но мы знакомы с нею еще с тех, давних времен, когда там вот стояла школа…