Клокотала Украина (с иллюстрациями)
Шрифт:
Появление хорошо вооруженных и обученных частей князя Вишневецкого на правом берегу оказало бы коронным гетманам значительную поддержку. Кривонос повернул к Ржищеву и стал лагерем, а вверх и вниз по Днепру послал гонцов, чтобы люди топили челны и паромы. Когда драгуны Вишневецкого на второй и третий день после того появились в Черкассах, Домонтове, Сокирном, Бучаке, Стайках и Ржищеве, они уже не нашли ни одного парома, ни одного челна. А еще через два дня Кривонос получил из Яготина известие, что Иеремия Вишневецкий чувствует себя, как крыса в ловушке: он уже не думает о помощи коронным гетманам,
Каневский замок имел небольшой гарнизон, но туда набилось множество польских мещан. Они тоже вооружились и охраняли валы. Кривонос обложил замок, запрудил воду и предложил сдаться. Из замка ответили пушечными выстрелами. Повстанцы ждали сутки, а потом пошли на приступ. Бой длился целый день, и только вечером мещане открыли ворота замка.
На другой день Кривонос со своими отрядами подошел к Черкассам. Запорожское войско уже расположилось лагерем в версте от города. Повстанцы тоже стали лагерем, так как за Корсунем находились главные силы польской армии, надо было быть начеку.
Шатер Кривоноса поставили в центре лагеря и подняли зеленое знамя с серебряным крестом. Кривонос не сидел в шатре, а нервно шагал перед входом, нетерпеливо поглядывая в сторону казацкого стана. А когда от Хмельницкого прискакал Самойло Зорка и сказал, что гетман ожидает пана полковника, Кривонос долго молчал, ловил губами ус, наконец резко ответил:
— Скажи, вашмость, пану гетману, что все десять тысяч повстанцев не поместятся в гетманском шатре.
Сбитый с толку, Зорка поскакал обратно, а Кривонос снова стал ходить взад-вперед у шатра. Наконец крикнул:
— Мартын, позови атамана Морозенко!
— Я сам иду к тебе, пане полковник! — ответил опрятный стройный парубок с черными усами и глазами, отливающими темным блеском.
— Слышал? Что ты делаешь, Морозенко, когда сердце бунтует так, что в голове мутится?
— Так же вот было и со мной, когда ты, пане полковник, заступился за Остапа Бужинского. Ведь он с кучкой своих разбойников идет за нами и грабит, глумится над жителями.
— Один раз случилось под пьяную руку, как с тем мельником, а ты уже...
— Не один раз, пане полковник, и не с пьяных глаз. И сейчас он снова где-то отстал. Как же тут сердцу не бунтовать...
В это время прибежал Мартын.
— Гетман едет!
Кривонос облегченно вздохнул.
— Зови всех атаманов. Трубите в трубы!
Но
— Челом, любезные приятели и братья! — возбужденно крикнул он, раздирая трензелями рот коня.
— Челом, пане гетман! — как в трубы, прогудели атаманы.
— По коням! — скомандовал Кривонос.
Атаманы сразу разбежались во все стороны, а когда Кривонос остался один, свита тоже отъехала, Хмельницкий соскочил с коня.
— Не гордости ради, а ради неотложного дела звал я тебя, Максим!
— Не ради себя, народа ради так ответил я тебе, Богдан!
— Винюсь, Максим. Понял, но поздно.
— Народ наш терпелив, Богдан!
— Но и его терпение лопнуло: толпами бежит в казацкий лагерь. Помнишь старого казака Прокопа Покуту, который с миром прощался? Так он даже из монастыря, из Межигорского Спаса, прибежал. Просит-молит казацкой смерти.
— Если уж и Покута поверил в тебя, пане гетман, то и весь народ поверит.
Хмельницкий отступил на шаг и посмотрел на Кривоноса сияющими глазами.
— Не налюбуюсь тобой, пане полковник!
— И я начинаю уже любоваться своим гетманом.
Они дружно засмеялись и крепко обнялись.
— Что же за дело такое неотложное, пане гетман?
— Зайдем в шатер, пане полковник.
IX
С того времени как стало известно о поражении при Желтых Водах и смерти раненого Стефана, коронный гетман Потоцкий потерял самообладание: раньше он считал позором даже садиться на коня, говорил «хватит канчуков [Канчук - плеть], чтобы разогнать толпу бродяг», теперь же отступал поспешнее, чем нужно.
Позиция между Корсунем и Стеблевом была весьма выгодной, чтобы дать здесь бой. Это показали первые же налеты татар и казаков, которые, оставив несколько человек на поле битвы, вынуждены были отступить. Нескольких казаков полякам удалось захватить в плен живыми. В их числе оказался и Покута. Он даже не успел еще обрезать длинные волосы и сменить подрясник на казацкий жупан.
— Всыпьте этому попу как следует! — крикнул гетман Потоцкий, удивленно вытаращив глаза на черный подрясник.
Покута от ударов плетьми только покряхтывал.
— Ну, хам, говори: сколько у Хмельницкого войска?
— Много, пане, готовь и свой зад.
— Что?
— Одних татар — сорок тысяч!
— Врешь, собачий сын! Было четыре, а теперь уже сорок. Всыпьте-ка ему еще!
Покута и теперь только кряхтел, но погромче, чем раньше.
— Стегай, стегай, лайдак, пока из тебя самого не вытрясли душу. Еще с этой стороны! — приказывал он палачу.
— Теперь скажешь?
— Скажу, паночку! Было четыре, а как увидели, сколько панской падали валяется в степи, прибежали из Крыма и стар и млад. Сам хан Ислам-Гирей с ордой стоит на Тясмине.