Клуб «Алиби»
Шрифт:
Он уставился на нее, как будто видел ее в первый раз. «Фирмы и войны, — подумал он, — они должны существовать».
— Мистеру Джону Фостеру Даллсу, — начал он. — Ходят слухи, что вчера немецкая армия перешла реку Мез. Точка. Прошу разрешения закрыть филиал и как можно скорее эвакуировать персонал фирмы из Парижа. Точка…
Консьержка Филиппа Стилвелла была горбатой седоволосой женщиной по имени Леони Блум. Она пристально и подозрительно посмотрела на Джо Херста,
— Американец, — ответил он на своем дипломатическом французском, — из посольства.
— Он — шишка из Вашингтона, ты, старая мышь, — ворчал Пети за спиной Херста. — Немец, скажешь тоже!
Он часто сталкивался с такими невежественными людьми, как мадам Блум, и полагал, что «босс» взял его с собой именно для этой цели.
Она повернулась к стакану, в котором хранились ее искусственные зубы, решительно вставила их себе в рот и ответила на вульгарном французском, которым разговаривал Пети:
— Я подала документы на визу два месяца назад. Хочу навестить свою племянницу в Америке. И с тех пор я ничего не получила. Ничего! Думаю, вы пришли, чтобы вручить мне все лично?
— Вы подавали на визу?
— Конечно! Два месяца назад! А вы об этом ничего не знаете? Никто ничего не знает, когда дело касается старой еврейки, и приближаются нацисты. Но у меня есть племянница! И она живет в Нью-Джерси! Вы не можете запретить мне навестить ее!
— Не буду даже пытаться. Я не из консульского отдела, — объяснил Херст. Он достал свою визитку и протянул ей. — Я пришел поговорить о вашем квартиранте. Филиппе Стилвелле.
— Бедный мальчик, — сказала она коротко. — Вы пришли куда надо. У меня есть кофе. Коньяк.
Он попросил Пети остаться у машины, а затем последовал за Леони Блум в темное и тесное помещение, которое она называла домом.
— Бедный Филипп, — повторила она, доставая чашки и бокалы. — Всегда был таким хорошим мальчиком. Всегда таким уважительным. И так закончить…
Она остановилась на секунду и внимательно посмотрела на него, зажав в руке бутылку коньяка.
— Вы знаете, как он умер?
— Я знаю, каким его нашли.
— Ужасно, — она покачала головой. — Я видела. Когда тот адвокат позвал меня — месье Шуп. Он трясся, как лист на ветру. Бледный, как гусиное перо. И неудивительно! Я до сих пор не могу в это поверить.
— Вы не знали, что мистер Стилвелл был…
— Pede [34] ? Нет. Он любил ту девушку, красивую, которая показывает одежду. А потом такое зрелище и в моем доме! Это неправда. Я не верю в то, что случилось с бедным Филиппом.
34
Гомосексуалист (фр.).
— Я тоже, мадам Блум. Поэтому я здесь.
Она налила Херсту немного коньяка и предложила ему черный, как нефть, кофе. Из вежливости
— Они опечатали ее, — сказала она, — квартиру Филиппа. Только я могу провести вас туда.
Если это был намек на взятку, то Херст его проигнорировал.
— Полиция возвращалась?
— Нет, — под ее взглядом Херст сделал еще глоток коньяку. — Вы говорили, что не из консульского отдела, но, может быть, вы там кого-нибудь знаете?
— Конечно, — ответил он.
— И без сомнения, вы точно знаете, где сейчас немцы, и когда отходят последние поезда в Шербурский порт?
Херст засмеялся.
— Я знаю о продвижении немцев не больше вашего, мадам Блум. Но я могу представить, что вы уже выучили расписание.
— Мой брат живет в Мюнхене, месье. Ему семьдесят восемь лет. Я уже два года ничего о нем не слышала. Говорят, что он в трудовом лагере. В трудовом лагере! Что он может там делать, я вас спрашиваю, в семьдесят восемь лет? Копать канавы? — она вдруг схватила его за рукав. — Я должна уехать из Франции. Никто мне не поможет, месье. Но я должна уехать из Франции, вы меня понимаете? Моя племянница…
— Где живет ваша племянница, мадам?
— Это место называется Байонн, — она произнесла название на французский манер; оно было похоже на французское, подумал Херст.
Он достал из кармана записную книжку и открыл ее на чистой странице.
— Напишите ее имя и адрес. Я попробую узнать насчет визы для вас.
Мадам Блум пристально посмотрела на него. Херст понял, что она ему не доверяет. Возможно, ей слишком много раз обещали помочь и забывали об этом в ту же секунду. Он подумал, что если Филипп Стилвелл ей что-то обещал, он уже не может это исполнить.
— Напишите, — сказал он, — даю вам свое слово.
Она налила себе еще и залпом выпила.
Через десять минут он стоял в светлой комнате с высоким потолком, которую так любил Стилвелл, невольно думая о том, как смотрелась Салли на фоне этих стен.
В комнате царил беспорядок, мебель сдвинута по углам, чтобы можно было пронести носилки, ковер истоптан чужими ногами. Полиция убрала оба тела и сделала их фотографии, произвела нужные измерения, а все остальное оставила нетронутым. Подразумевалось, что кто-нибудь из юридической конторы или Салли соберут вещи Филиппа и отправят их домой.
Он прошел через гостиную, сознательно избегая пространства под люстрой, где был повешен человек с Монмартра, и занялся изучением стеклянных бокалов.
— Вы всегда сидите за своим столом на входе, мадам Блум? — спросил он консьержку.
— Я сижу там с девяти утра до ужина, — сказала она, стоя в дверях, — что обычно бывает в шесть часов. Я слушаю радио — оно помогает мне убить время.
— Вы видели мистера Стилвелла вчера?
— Он ушел чуть позже девяти — он был такой веселый, всегда здоровался со мной — затем я видела, как он вернулся где-то около трех часов. Это было странно. Он пришел слишком рано.