Клуб Дюма, или Тень Ришелье

Перес-Реверте Артуро

Он даже не спросил, в шутку я говорю или всерьез. Снял свои разбитые очки и стал машинально протирать стекла – с таким видом, словно находился за тысячу километров отсюда.

– И это все? – услышал я наконец.

– Разумеется. – Я кивнул в сторону зала: – И вот вам доказательство.

Он снова нацепил очки и глубоко вздохнул. А мне очень не понравилось выражение его лица.

– А «Delomelanicon»?.. И какое отношение имеет Ришелье к «Девяти вратам в Царство теней»?.. – Он подошел почти вплотную и принялся тыкать мне в грудь пальцем, отчего я даже попятился. – Вы что за идиота меня принимаете? Скажите еще, что понятия не

имеете, что общего между Дюма и этой вот книгой, что ничего не знаете о пакте с дьяволом и прочих вещах – убийстве Виктора Фаргаша в Синтре, пожаре в квартире баронессы Унгерн в Париже. А кто донес на меня в полицию? Вы сами? И что вы скажете о книге, спрятанной в трех разных экземплярах? О девяти гравюрах, выполненных Люцифером и перепечатанных Аристидом Торкьей после возвращения из Праги «с привилегией и с позволения вышестоящих»… Обо всем этом чертовом клубке?

Вопросы свои он буквально выплеснул мне в лицо. Он орал, выставив вперед подбородок и сверля меня злыми глазами. Я отступил еще на шаг и глядел на него раскрыв рот.

– Вы сошли с ума, – выкрикнул я с возмущением. – Объясните же наконец, о чем идет речь?

Он достал коробок спичек и зажег сигарету, защищая огонек ладонями и не переставая при этом глядеть на меня сквозь очки, в которых отражалось маленькое пламя. А потом изложил свою версию событий.

Когда он кончил говорить, мы оба какое-то время молчали. Мы стояли рядышком, опершись на влажные перила, и смотрели на сверкающие в зале огни. Рассказ Корсо длился столько, сколько ему понадобилось, чтобы выкурить сигарету. После чего он бросил окурок на пол и придавил каблуком.

– По логике вещей, теперь мне следует признаться: «Да, это правда!», и протянуть руки, чтобы вы надели на них наручники… – сказал я. – Вы и впрямь ожидаете чего-то подобного?

Он чуть помедлил с ответом. Изложив свою версию, он, видимо, и сам почувствовал ее шаткость.

– И все же, – прошептал он, – связь существует.

Я уперся взглядом в узкую тень, которую он отбрасывал на мраморные плиты террасы. Прямоугольники света из зала разрезали тень на части и вытягивали ее так, что она стелилась по ступеням до самого сада.

– Боюсь, – добавил я, – воображение сыграло с вами злую шутку.

Он медленно покачал головой:

– Разве это плод моего воображения: Виктор Фаргаш, утопленный в пруду, баронесса Унгерн, сгоревшая вместе со своими книгами?.. Все это случилось на самом деле. И две истории переплетаются между собой.

– Вы сами сказали – две истории. А может, и связи тут чисто литературные? То есть интертекстуальные…

– Оставьте ваши литературоведческие термины. Но ведь именно с этой главы Дюма все и началось. – Он с обидой посмотрел на меня. – С вашего проклятого Клуба. С ваших забав и игрушек.

– Тут нет никакого преступления. Играть никому не запрещено. Если бы это была не реальная история, а художественное произведение, вы как читатель были бы главным виновником.

– Не говорите глупостей.

– Нет, это не глупости. Из всего рассказанного вами я могу заключить, что вы тоже сплели воедино реальные факты с известными литературными сюжетами, сотворили теорию и пришли к ложным выводам. Но факты – вещь объективная, и на них нельзя свалить вину за свои ошибки. История «Анжуйского вина» и история этой таинственной книги, «Девяти врат», никак между собой не связаны.

– Вы сами подтолкнули меня к мысли…

– Мы, то есть Лиана

Тайллефер, Ласло Николаевич и я, ни к чему вас не подталкивали. Вы по собственному почину заполнили пробелы, словно речь шла о романе, построенном на всякого рода ловушках, а вы, Лукас Корсо, были читателем, который решил, что он тут самый умный… Никто и никогда не говорил вам, что в действительности все происходило именно так, как вы себе вообразили. Поэтому ответственность целиком ложится на вас, друг мой… И главная ваша беда – чрезмерная тяга к интертекстуальности, вы устанавливаете искусственные связи между разноплановыми литературными явлениями.

– А что еще мне оставалось делать? Чтобы двигаться, нужен какой-то план, какая-то стратегия, не мог же я спокойно сидеть и ждать, чем все кончится. Любая стратегия предполагает, что должен быть выработан некий образ противника, он и определяет дальнейшие шаги… Так действовал Веллингтон, думая, что Наполеон думает, что он сделает именно это. А Наполеон…

– Наполеон тоже совершил ошибку, приняв Блюхера за Груши, потому что военная стратегия чревата не меньшим риском, чем литературная… Послушайте, Корсо, наивные читатели уже повывелись. Перед печатным текстом всяк проявляет свою испорченность. Читатель формируется из того, что он прочел раньше, но также из кино и телепередач, которые он посмотрел. К той информации, которую предлагает ему автор, он непременно добавляет свою собственную. Тут и кроется опасность: из-за избытка аллюзий может получиться неверный или даже вовсе не соответствующий действительности образ противника.

– Значит, информация была ложной.

– Не обязательно. Информация, которую дает вам книга, обычно бывает объективной. Хотя злонамеренный автор может представить ее в таком виде, что читатель поймет ее превратно, но сама по себе информация никогда не бывает ложной. Это сам читатель прочитывает книгу неверно.

Он глубоко задумался. Потом снова облокотился на перила, повернувшись лицом к саду, где властвовали тени.

– Тогда появляется еще один автор, – процедил Корсо сквозь зубы и очень тихо.

Какое-то время он стоял неподвижно. Затем достал из-под плаща папку с «Анжуйским вином» и положил ее рядом, на покрытые мхом перила.

– У этой истории два автора, – упрямо пробурчал он.

– Возможно, – сказал я, забирая рукопись Дюма. – И один, видимо, оказался настоящим злодеем… Но моя забота – роман-фельетон. Если вас интересуют детективы – поиск следует вести в ином месте.

XVI. Возвращение к готическому роману

– Проклятие! Вот уж затруднение, – сказал Портос. – В прежние времена нам никогда не приходилось вдаваться в подробности. Дрались, потому что дрались.

А. Дюма. «Виконт де Бражелон»

Лукас Корсо сидел на водительском месте, откинув голову на спинку кресла, и глядел в окошко. Автомобиль стоял на маленькой придорожной площадке – там, где шоссе делало последний поворот перед спуском к городу. Старая его часть, окруженная древними стенами, плыла в поднимающемся с реки тумане и казалась голубоватым призрачным островком. Это был какой-то промежуточный мир, лишенный и света, и теней, – иначе говоря, обычный кастильский рассвет, холодный и робкий, когда первые проблески дня начинают вычерчивать на востоке линии крыш, труб и колоколен.