Клуб Дюма, или Тень Ришелье
Шрифт:
– Да, я его знаю, – подтвердил Корсо. – Они базируются в Париже и только что напечатали полного Понсона дю Террайля. А год назад – «Фантомаса»… Понятия не имел, что вы с этим связаны.
Я польщенно улыбнулся:
– Таково правило: не упоминать имен, не называть участников проекта… Как вы сами можете судить, затея эта носит научный характер, но в ней есть и что-то детское; литературная игра, дань ностальгии… В результате из забвения извлекаются старые книги, и мы возвращаемся к себе самим, какими были когда-то – возвращаемся к утраченной наивности. Человек взрослеет, делается флоберианцем или стендалианцем, выбирает Фолкнера, Лампедузу, Гарсиа Маркеса, Даррелла или Кафку… Мы расходимся во мнениях, порой дело доходит до стычек. Но стоит упомянуть определенных авторов
Произнеся эти слова, я сделал паузу, ожидая какой-нибудь реакции. Но Корсо всего лишь поднял стакан с джином и глянул сквозь него. Его родина находилась внутри этого стакана.
– Так было раньше, – возразил он после паузы. – Теперь и дети, и молодежь, да и все остальные, черт возьми, – это люди без родины, которые вечно пялятся в телевизор.
Я отрицательно покачал головой. Нет, он был не прав. Всего пару недель назад в литературном приложении к журналу «АБЦ» я написал об этом заметку.
– Ошибаетесь! Они тоже идут по старым дорожкам, сами того не ведая. Возьмем кино, которое показывают по телевидению, – оно помогает сохранять какие-то традиции. Там не забывают и старые фильмы… Даже Индиана Джонс [161] не порывает со всем этим.
Корсо скривился, глянув в сторону освещенных окон.
– Может, и так, но если говорить о собравшихся здесь людях… Хотел бы я знать, как вам удалось их… завербовать.
– Тут нет никакого секрета, – ответил я. – Вот уже десять лет, как я возглавляю это избранное общество, Клуб Дюма, который именно в Менге проводит свое ежегодное собрание. Сами видите: члены общества прибывают к месту встречи изо всех уголков планеты, причем неукоснительно… И все они без исключения – первоклассные читатели…
161
Индиана Джонс – главный герой серии фильмов С. Спилберга и Дж. Лукаса, участник невероятных приключении; его имя стало нарицательным (роль исполнял американский актер Харрисон Форд).
– Читатели чего? Романов-фельетонов? Не смешите меня!
– А я и не собираюсь вас смешить, Корсо. Почему вы морщитесь? Вы сами прекрасно знаете, что роман или фильм, сделанные на потребу публике, могут превратиться в превосходное произведение. Вспомните «Пиквика» или, скажем, «Касабланку» и «Голдфингера» [162] … Они построены на архетипах – публика идет на них, чтобы насладиться, кто сознательно, а кто и нет, все теми же сюжетами, их слегка измененными вариантами; ей важно не столько dispositio, сколько elocutio… [163] Поэтому роман-фельетон и даже самый тривиальный телесериал могут стать объектом культа не только для наивной публики, но и для искушенной. Кто-то переживает, следя за тем, как Шерлок Холмс рискует своей жизнью, а вот другим нужны трубка, лупа и знаменитое «Элементарно, Ватсон», хотя слов этих, заметьте, Конан Дойл никогда не писал. Все эти уловки – схемы, вариации и повторы – настолько стары, что даже Аристотель упоминает их в своей «Поэтике». Ну скажите, разве телесериал по сути своей это не современная разновидность античной трагедии, великой романтической драмы или александрийского романа?.. Потому-то интеллигентный читатель и получает большое удовольствие от всего этого, исключительное удовольствие. Ведь есть исключения, основанные на правилах.
162
«Касабланка» (1943, «Оскар») – фильм американского режиссера Майкла Кертиса (наст. имя Михай Кертес; 1888-1962). «Голдфингер» (1964) – фильм американского режиссера Теренса Янга по мотивам романа Я. Флеминга.
163
Dispositio –
Мне показалось, что Корсо слушает меня с интересом; но тут я увидел, что он отрицательно мотнул головой – совсем как гладиатор, который отказывается перейти на опасную территорию, куда его оттесняет противник.
– Оставим лекции по литературе и вернемся к Клубу Дюма, – потребовал он раздраженно. – Вернемся к рукописи Дюма… Куда подевалось остальное?
– Остальные главы? Да вот они, перед вами, – ответил я, обведя зал взглядом. – Шестьдесят семь глав рукописи – это шестьдесят семь членов общества, и больше их быть не может. Каждому вручено по главе – как своего рода акции. Любые изменения в составе членов общества требуют одобрения совета директоров, который возглавляю я… Имя каждого кандидата придирчиво обсуждается, и только потом мы принимаем решение.
– А как происходит передача акций?
– Акции ни при каких условиях не могут передаваться. В случае смерти одного из членов Клуба или когда кто-то покидает общество, соответствующая глава должна вернуться в Клуб. Только совет директоров может вручить ее новому кандидату. А рядовой член общества не имеет права распоряжаться текстом по своему усмотрению.
– А Энрике Тайллефер попытался это сделать?
– Отчасти. Сперва он был идеальным кандидатом. Потом – образцовым членом Клуба Дюма, но в конце концов он нарушил правила.
Корсо допил остатки джина. Поставил стакан на покрытые мхом перила и долго молчал, не сводя глаз с дверей ярко освещенного зала. Чуть погодя он с сомнением покачал головой.
– Это не повод убивать человека, – произнес он тихим голосом, будто убеждая себя самого. – И я никогда не поверю, что такие люди… – он глянул на меня в упор, – а все они прежде всего персоны очень известные и уважаемые, стали бы участвовать в подобном деле.
Я едва сдержал нетерпеливый жест:
– Вы норовите все перевернуть с ног на голову… Мы с Энрике были давними друзьями. Нас объединяло общее увлечение – книги этого жанра, хотя его литературные вкусы оставляли желать лучшего по сравнению с энтузиазмом… Он преуспел как издатель кулинарных сборников, что позволяло ему тратить и время, и деньги на свое увлечение. И честно говоря, если кто и имел право стать членом нашего общества, так это он. Поэтому я горячо поддержал его кандидатуру. Повторяю: вкусы у нас были, безусловно, разными, но страсть – общей.
– И страсть не только к книгам…
На губах у Корсо вновь появилась саркастическая улыбка, и это меня взбесило.
– Я мог бы ответить, что это не ваше дело, – бросил я в сердцах. – Но я хочу все вам объяснить… Лиана не только очень красивая женщина, она – незаурядная женщина. К тому же с раннего возраста обожала читать… Знаете, в шестнадцать лет она сделала себе на бедре татуировку – цветок лилии… Правда, не на плече, как у леди Винтер – ее идола… Чтобы никто не заметил – ни домашние, ни монахини, у которых она воспитывалась… Здорово?
– Потрясающе…
– Не похоже, чтобы это вас потрясло. Тем не менее уверяю – она восхитительная женщина… Дело в том, ну… Короче, мы были любовниками. Когда-то раньше я говорил о том, что родина для каждого человека – это потерянный рай детства, помните? Так вот, родина для Лианы – «Три мушкетера». Она находилась под таким впечатлением от них, что решила выйти замуж за Энрике, после того как они случайно познакомились на каком-то празднике и весь вечер обменивались цитатами из романа. К тому же в ту пору он уже был очень богатым издателем.
– Иначе говоря, вспыхнула любовь с первого взгляда, – не преминул съязвить Корсо.
– Не пойму, почему вы говорите в таком тоне. Вступая в брак, они искренне любили друг друга. Просто со временем занудство Энрике сделалось непереносимым, и самые благие намерения его жены разбивались о… С другой стороны, мы с ним оставались друзьями, я часто бывал у них в доме. Лиана… – Я поставил бокал на перила рядом с его пустым стаканом. В конце концов… Легко вообразить, что произошло в конце концов.