Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра
Шрифт:
Окликнули человека в ватной фуфайке, который все время маячил во дворе, как бы ожидая, что может понадобиться. Узнав, что от него требуется, он торопливо засеменил по двору, куда-то на миг исчез, появился с небольшой пилкой в руках и вежливо подал ее Енаки. Пила была новенькая, с маленькими ручками из коричневой пластмассы. Эксперт уже хотел приступить к делу как вдруг пила застыла у него в руке.
— Что-нибудь не так, товарищ начальник? — обеспокоенно осведомился старик. Я другую принесу У нас еще есть.
— А эта пила у вас откуда? спросил Енаки,
— Нашел сегодня утром в церкви, как раз под этим вот окном. Вижу — хорошая пилка, новая, в хозяйстве пригодится. Вы уж извините, если что не так, — растерянно пробормотал старик.
— Да нет, папаша, все нормально, не беспокойтесь,— успокоил его Кучеренко. — А пилу нам, пожалуй, принесите другую.
Ничего не понявший староста, засеменил по двору, что-то бормоча себе под нос, а оперативники сгрудились вокруг лейтенанта. То, что это — орудие преступления, ни у кого Не вызывало сомнений. Детальный осмотр ничего нового не добавил, если не считать обнаруженного на пластмассовой ручке заводского клейма: «ДМЗ».
Пряча в чемоданчик лупу, Енаки с сожалением заметил:
— Захватана... вряд ли отпечатки пригодны для идентификации Однако попробуем.
Чобу нашел под окном осколок стекла, покрытый густой маслянистой жидкостью, понюхал и, держа его за самый краешек, передал Кучеренко:
— Вроде солидолом пахнет, товарищ подполковник.
— Старый, как мир, способ, — усмехнулся он. —• Смазал стекло солидолом, приложил газетку, надавил — и готово, стеклышка как не бывало, и без шума, заметьте. Старо, как мир. Да, замысел был хорош, — продолжал он, внимательно разглядывая осколок, — однако исполнение оставляет желать лучшего. Посмотрите, лейтенант,— повернулся он к эксперту-криминалисту, — пальчики на стекле — как в учебнике криминалистики. Неосторожно работал. Солидол — жидкость коварная.
Енаки тщательно закрепил осколок на специальном держателе, чтобы предохранить его от случайного соприкосновения с другими предметами, и положил в чемодан.
Кучеренко еще раз цепко, стараясь все запомнить, оглядел разбитое окно с развороченной решеткой:
— Ну что ж, надо осмотреть помещение изнутри. Честные люди входят в дом через дверь, — улыбнулся он. — Думаю, у нас нет оснований изменять этому хорошему правилу, тем более, что дом не простой, а божий.
Попасть в божий дом оказалось не просто. На обитых листовым железом дверях висел пудовый замок.
— Однако... — удивился Чобу. — Первый раз такой вижу... Его не перепилишь, — продолжал он, разглядывая толстые дужки.
— Положим, перепилить можно, только долго. Преступники избрали другой, более простой вариант. Логично, между прочим. Однако мы этим путем, хотя он и логичный, не пойдем, — пошутил Кучеренко. — Товарищ Мунтяну, — обернулся он к участковому, — пригласите священника. Кстати, как его зовут?
— Мовилэ, товарищ подполковник.
— А по имени и отчеству?
— Не могу знать, его больше просто попом называют
— Кириллом Михайловичем
— Ну так вот, товарищ лейтенант, — суховато продолжал Кучеренко, — пригласите сюда священника Кирилла Михайловича Мовилэ. Вы меня поняли?
В воротах показался высокий старик в черном пальто. Он шел медленно, не торопясь, высоко подняв голову, украшенную гривой седых волос. Во всем его облике, старческом, изборожденном морщинами лице было что-то величественное и в то же время провинциально-театральное, актерское. Он церемонно поклонился:
— Чем могу служить? — спросил он приятным, хорошо поставленным голосом, в котором, однако, улавливалось старческое дребезжание.
Узнав, чего именно от него хотят, он обернулся к старосте. Тот вытащил из кармана связку ключей, побренчал ими и, выудив самый большой, отомкнул замок.
— Прошу, — вежливо пригласил священник.
В сумрачном молитвенном зале царили тишина и порядок. Ничто, на первый взгляд, не говорило о том, что несколько часов назад здесь хозяйничали грабители. Возле алтаря священник в нерешительности остановился, оглядел довольно многочисленную группу, и в его слезящихся глазах мелькнуло недовольство. Кучеренко проследил за его взглядом и все понял.
— Товарищ лейтенант, — голос подполковника, усиленный акустикой, прозвучал неожиданно громко и резко, — вы что, и дома фуражку не снимаете?
— Извините, товарищ подполковник, — даже в полумраке было видно, как покраснел Мунтяну. — Забыл, — виновато пробормотал он, сдергивая фуражку.
Старик продолжал стоять перед алтарем, о чем-то раздумывая. Наконец он тихо сказал:
— Святой престол, посторонним сюда нельзя...
— Как же, Кирилл Михайлович, это мы знаем. Еще и пословица такая есть: «И велика барыня, а в алтарь не лезь», — вспомнил к месту пословицу Кучеренко.
Тонкие губы старика тронула усмешка, по которой, однако, нельзя было понять, понравилась ему пословица или нет.
— Извините, уважаемый, — снова заговорил священник, обращаясь к Кучеренко, вполне резонно приняв его за старшего, — затрудняюсь как вас величать, я в ваших чинах не разбираюсь. Восьмой десяток скоро, а с милицией дела не приходилось иметь.
— Так это же просто замечательно, Кирилл Михайлович, что не приходилось. К нам люди с бедой идут. Как к врачу. Зовут меня Петр Иванович. Так и величайте.
Подполковник мог бы, в свою очередь, сказать, что и ему за долгие годы службы тоже не приходилось вот так, близко, сталкиваться, со служителем культа и он тоже испытывает некоторые затруднения.
— Господь меня простит,— тихо произнес священник, по-прежнему стоя перед алтарем, — дело богоугодное.
Они поднялись на возвышение и вошли через боковые двери в помещение за алтарной стеной. Подполковнику сразу бросились в глаза разбросанные в беспорядке книжные листы. Он поднял с пола один, поднес к глазам. На желтой, истонченной временем, но все еще плотной бумаге чернели буквы, чем-то напоминающие русские.