Клуб любителей фантастики, 1961-62

Леонтьев Антон Валерьевич

— Не знаю, — сказал Олег, — не знаю. Я ведь просто так…

— Ты, старик, не сердись, — повторил Борис.

— Я не сержусь, — ответил Олег.

— А вообще, — сказал Борис, — ради этого камешка стоило и заблудиться.

— Пошли спать, физики-лирики, — сонно сказал Володя.

Но почему-то ни у кого не было сил встать и пойти в палатку. Сон сморил их. Света заснула первая, свернувшись калачиком и положив голову на колени Володи. «Что это за запах? — подумал Володя. — Сплю я или нет? Разве запах может сниться?»

Олег спал, прислонившись к валуну. Сон его был тревожен. Кто-то гнался за ним и хотел отнять алатырь-камень.

А Борис привалился к его плечу и спал, ровно дыша. Ему снилось, как смолы, застывая в сильном электрическом поле, превращаются в сверхмощные электреты.

Они спали и не видели, как загорелся палеоянтарь, хотя он лежал не менее чем в трех шагах от костра. Он горел чистым золотым огнем, пока от него не осталась лишь горка белого пепла. И аромат древних смол, усыпивший наших друзей, понемногу рассеялся в прохладном ночном воздухе.

В. Жуков

ВСТРЕЧИ В БУДУЩЕМ

Научно-фантастическая поэма

Техника — молодежи № 8, 1962

Дни спешат торопливой густой вереницей, Каждый новый прошедшего ярче, ясней. Поколенье мое, ты все ближе к границе Незнакомых, чудесных сверкающих дней. Не с усталой душой, не с пожизненной пенсией, Не в заслугу за прежние дни и года,— Мы придем в коммунизм

с походною песней И руками, жаждущими труда. И не нам вздыхать, что жизнь коротка, Марш вперед — и времени нет на вздохи! В старину эпохи делились на века, А теперь века — на эпохи. До боли сжата в руке рука, До хруста стиснуты в объятии плечи. Разлука с друзьями всегда горька И не всегда кончается встречей. И в голубом прожекторном свете, Разбросанном щедро и широко, Машет Земля уходящей ракете Чайками белых платков. Расходились. Медленно пустел ракетодром. Шли работать, волноваться, ждать известий, Думая все время об одном. Шел и он со всеми вместе. Всех земных не переделать дел, И везучесть остается в силе: Старый друг — счастливец — полетел, А его — обидно — не пустили! Газетный киоск. Подошел за газетой. Приятно в саду почитать вечерком. Привычно рукою — в карман, за монетой, Привычно себя обозвал чудаком. Большие листы не спеша зашуршали, Привычно рука на колено легла. Весь день на веселой Земле совершались Привычные, будничные дела. Упрямых мичуринцев новые хлопоты: Тропическим лесом украсить Ростов. В Антарктике снова успешные опыты Искусственного разведенья китов. Рекорд: за двенадцать минут вокруг света. В музее — прирученный вирус чумы. Аляска — проблема продления лета. Таити — задача созданья зимы. Уже позабыли, как в прежние годы Ни капли осадков — ругайся да жди! Сегодня Бюро Руководства Погодой С Урала на юг продвигает дожди. На третьей странице про все понемногу: В Сахаре вовсю орошают пески, По дну океана проводят дорогу Прямым сообщеньем Чикаго — Пекин. И в виде примера будничной доблести Сообщают к сведению всех стран: «В Океанской республике четыре области По сбору кокосов превысили план». В одной статье неприятная весть: Отправка на север лимонов Опять запоздала дней на шесть Из-за нехватки вагонов. Автор статьи себе на уме, В конце подпустил ехидную фразу: Мол, давно бы пора Верхоянску иметь Свою лимонную базу. Картина былого кольнула мозг (Сказать молодым — подумают, сказка), Вспомнилось, как чуть не замерз В тайге у этого Верхоянска, Как жалкие крохи живого тепла Едва дотащил до какой-то лачуги. Вспомнилась Земля, какою была: В пыли суховеев, в разгулах вьюги… Метели. На вахте сменялись водители, Унося в небеса распорядок земной, Четыре болида поблизости видели, Без всяких помех разминулись с Луной, Радист говорил с земными радистами, Над картами штурман дремал утомясь. Свободные от вахты, как водится искони, Шутили-гадали, какой он — Марс. — Читал у писателя-мудреца: У марсиан, мол, все наизнанку — Нос на затылке, глаза в пол-лица. Саша, смотри не влюбись в марсианку!— Тот улыбался, молча слушая план межпланетной свадьбы. Как объяснить им, что самая лучшая Там, на Земле… Вот только знать бы — Любит ли? Это не просто выяснить…  Решил: «Вернемся, сразу спрошу!» И, очень довольный такой решимостью, Обернулся к друзьям на шум. Шутят. А каждому чуточку грустно: Далеко любимые, далеко Земля. Конечно, вернемся… Саша почувствовал — Корабль не слушается руля! Секунды неслись… Раскаляясь от трения, Теряя связь в космической мгле, Корабль с бешеным ускорением Шел к неземной земле. Конец? Неужели смерть победила? Неужели впрямь — никогда, никогда? Водитель, глядя на командира, Ждал. На плечи как будто рухнули горы… Но, взглянув на беззвучно открытый рот. Он в бешеном гуле бессильных моторов Угадал по движению губ — «Поворот!». И ракета, теряя скорость, пробила Ничьей ногой не тронутый снег… Секундой позже рулевая кабина Упала и взорвалась в стороне. Хрустнул металл, плеснула в глаза Белая вспышка света. Водитель, от боли рыча, выползал Из обломков ракеты. Ну что же: первый шаг неудачен. Так часто бывает на новых путях. Кто-то на Земле о погибших заплачет. Другие на смену им полетят. И пусть без тебя в просторах звезд Промчатся их корабли! Крепись, пусть Марс не увидит слез Первого сына Земли! И вдруг в бескрайной холодной мгле Свет загорелся, яркий, красивый. — Наши подают светограмму Земле! Живы! — За часом час, за метром метр. Последние силы… Врешь, не сдамся! Все ближе, все медленнее… Какою из мер Смерить великое это упрямство! Упрямство смерть прогоняет вспять И презирает пышные речи. Упрямством отмечена каждая пядь В тяжелой и гордой судьбе человечьей.

Упрямые шли в кандальных цепях По горькой земле — Земли патриоты. Упрямством брали, зубами скрипя. Знания, урожаи, доты… Земле не спится. Ночи мрак Сигнальными огнями вскопан. Упорно роются в звездных мирах Астрономы, прильнув к телескопам, И с мечтой об ответе, Как о высшем счастье. Тревога в космос летит моля: «Марс, отвечайте! Марс, отвечайте! Марс, говорит Земля». Черная темь. Не видать ни зги… И вдруг — замелькало: шлют светограмму: «Потерпели аварию. Водитель погиб. Тепла осталось три килограмма». Мир еще не знает об этом Минуту, три, шесть. На седьмой радио и светогазете Разбросали тревожную весть. Комитет межпланетных сообщений… Дорожки посыпаны лунным песком. По старой традиции, для сокращения— Межпланком. Время и сердце кричали: спешите! Осталось только решить, кому Этой же ночью вылететь Туда, в безвоздушную тьму. Два десятка имен, молодых да ранних, Полных задора, упорства, сил. А мой современник, став ветераном, Разве сердце свое износил? Разве упорство его испорчено? Разве в душе не хватит огня? Он встал, спокойный и несговорчивый, Просто сказал: — Командиром — меня! Я знаю заранее все возражения, Но все-таки опыт не лишняя кладь! И я от имени моего поколения Настаиваю — меня послать. Всем, всем: помощь вылетела! Ночь в огнях сгорала дотла. Толпа, из домов на улицы вылитая, С верой, с надеждой великой ждала. И только одной не поверить в чудо Встречи с далеким и дорогим. Ей последняя весть оттуда Была: «Водитель погиб». Знала —

любит. Видела, как, вспыхнув, Замолкал, краснея до волос. Беззаботно к этому привыкнув, Ни о чем не думала всерьез. Лишь сейчас узнала — сердцу нужен. Потеряв, увидела ясней, Как он дорог: сильный, неуклюжий, Смелый у штурвала, робкий с ней. Нет, теперь не вызвать и не вызволить Из последней черной тишины. Слезы, слезы, вы при коммунизме Не отменены? Темень, холод, ночь, Марс. Ни звука, ни точки света. В синих сугробах стынет, дымясь, Разбившаяся ракета. Мчит по пустыне холода вихрь Над морем каменных груд. В тесной кабине — горсть живых: Скорчившись, ждут. Голос был невысокий, слегка хрипловатый; «Я не знаю, где встретиться Нам придется с тобой». Голос рос, поднимался. Притихли ребята: «Глобус крутится-вертится, Словно шар голубой…» Да, он вовремя вспомнил, седой запевала. Горный ветер, пути по краям ледников.  Снова старая песня сердца доставала. Уносила печаль и звала далеко. Это песня про нас, беспокойных, веселых: «Кто штурмует невзгоды, Кто сквозь дебри идет». Поддержи этот хриплый, взволнованный голос: «Тот в любую погоду путь свой держит вперед». Ты нас слышишь, Земля, отдаленных, незримых, Что схватились с неведомой, злобной судьбой? Мы поем о тебе, о родных и любимых, Веря в скорую встречу с тобой.

…Ревут моторы, стены дрожат, Лампы — в полный накал. В руках рулевого крепко сжат Вибрирующий штурвал. Земля — это горы, леса и поля… Меж прочих небесных тел Еле-еле видна Земля Звездочкой в темноте. А песня чуть слышно жила впереди Назло суровой судьбе. И эту песню услышал радист. Почти не веря себе. И седой командир, ее уловив, Нервами слившись с ней, Услышал знакомый, простой мотив Молодости своей. И закричал, от счастья дрожа: — Живы! Поют! Пилот, Наводим по пению. Так держать! Дайте полный вперед! И, слезы скупые стирая с глаз, Мотива входя во вкус, Все слушали песню, и помощь неслась, На песню держа курс. Взмывала радость победных слов: «Работы закончены. Вылетаем!..», «Оставили Марс. К двенадцати ждите»,— Плескало на Землю восторга волной. И снова на вахте сменялись водители. Внося в небеса распорядок земной. А на Земле, весельем расцвеченной, К ракетодрому текли рекой Посланные для торжественной встречи Представители стран и материков. Слетались из Азии и из Африки, От всех населяющих Землю племен. Ветер трепал цветистые шарфики И гордый багрянец старых знамен. И падает люка преграда упрямая! Навстречу морю цветов и огней Идут космонавты, Здравствуй, Земля моя! И та, что всех родней на ней! Но вот — это то, что всесилье наук Навряд ли когда-нибудь объяснит нам, Два взгляда из тысяч встречаются вдруг, Друг друга найдя притяженьем магнитным. Знакомые? Память качнулась назад: Огнями тревожными ночь заалевшая, И эта девушка, в первых слезах О прежней суровости горько жалевшая. Знакомые? Марса седые снега, И этот парень один, в пустыне. Последние силы в последних шагах… Вперед, покуда кровь не застынет! Он смерть победил во льдах и в огне Упрямой, стальной, человеческой силой! И вот он робко подходит к ней. Неловкий, смущенный, милый. Здесь смешались десятки и сотни наречий, Нежность дружеских рук, звуки песен, цветы. Встречи в будущем — светлые яркие встречи На счастливой Земле неземной красоты. Встречи в будущем, радостном, гордом, свободном, Свет на лицах, сердец разволнованных стук. Встречи в будущем, ради которых сегодня Поколенье мое не боится разлук. Встречи в будущем: марш в озаренные дали. Молодые дороги и ветер в лицо. Встречи в будущем том, о котором мечтали Поколенья борцов, поколенья отцов. Встречи в будущем… Вечная память героям! Люди, помните тех, кто за счастье убит. Встречи в будущем: мы его вместе построим На Земле, натерпевшейся горьких обид. Встречи в будущем! Помни, что нет середины, Кто за них, нам товарищ, а против — враги. Встречи в будущем: труд и мечта воедино, Направляют к нему наших планов шаги.  И пускай нам года налегают на плечи,  Мы в труде и борьбе не устанем — клянусь! Поколенье мое, в путь-дорогу, до встречи, В нашем будущем, том, что зовут коммунизм!

Д. Пеев

«ВОЛОС МАГОМЕТА»

Болгария

Научно-фантастический рассказ

Техника — молодежи № 8, 1962

Рис. Апостола Русчева (Болгария)

Никто не может вернуть обратно стрелки часов, жить во времени, предшествовавшем нашему рождению. Прошлое для нас безвозвратно!

И все же я посетил забытую эпоху, пожил на Земле сотни тысяч лет назад. Я видел все «собственными глазами», хотя это были глаза другого, незнакомого, неизвестного мне человека.

Человека? Можно ли называть его человеком?..

Однажды ко мне явился мой бывший однокашник Страшимир Лозев. Когда-то, в гимназии, мы были близкими друзьями, потом жизнь нас разделила, а еще позже мы случайно встретились на улице и решили непременно повидаться и вспомнить «то время».

…После традиционных приятельских шуток он достал из кармана маленькую скляночку и поставил передо мной на столе.

— Я хочу знать твое мнение. Рассмотри хорошенько эту вещь и скажи, из чего она сделана и для чего может служить.

Я взглянул сначала на своего друга, потом на предмет.

Это был маленький, прозрачный, гладкий цилиндр. Внутри, почти по всей его длине, лежал тоненький беловатый стерженек. Скляночка показалась мне очень тяжелой для своих размеров. Я повертел ее в руках и спросил:

— Откуда это у тебя?

— Погоди, не спеши. — Лозев взял скляночку, ловко разнял ее пополам и подал мне стерженек. На тонкий стерженек оказалась навитой белая нить. Я нашел ее конец.

Лозев зажег спичку, поднес конец нитки к пламени, продержал так несколько минут, потом подал мне. Я попробовал. Нитка была холодная, даже не потемнела.

Потом Лозев заставил меня найти ножницы и предложил отрезать кусочек от нитки. Но напрасно я старался. Белая нитка извивалась, выскальзывала. Я напрягал все силы, но только порезал пальцы.

— Ну, что скажешь? — поддразнил меня приятель.

— Похоже на какой-то шелк, хотя я никогда не видел ничего подобного, — ответил я. — Цилиндрик и стерженек как будто стеклянные, правда очень тяжелые, а нитка… я так и не могу определить, из какого она материала. Может быть… это какая-нибудь неизвестная пластмасса с необычайными свойствами?

— Нет, — уверенно возразил Лозев, — это не пластмасса.

— Тогда я не знаю. Скажи сам.

— Хорошо, скажу. Это волос из бороды Магомета.

— Какой волос? Какой Магомет? Лозев рассказал мне странную историю. Его дядя, капитан Пройнов, командовавший ротой во время Балканской войны, взял этот волос из мечети в маленьком фракийском городке Кешане. Это было осенью 1912 года. Волос считался святыней. Он обладает чудесными свойствами, он сам растет, сам обвивается вокруг стерженька и заключает в себе мудрость, большую, чем у всех мудрецов на свете. Капитан не стал держать у себя такую добычу — мало ли что может случиться на войне. Поэтому он отправил скляночку с волосом своей сестре, матери моего друга. Вскоре он погиб в бою. Сестра никому не показывала склянки, словно боялась ее, и мой приятель получил ее только после смерти матери.