Клуб любителей фантастики, 1961-62
Шрифт:
Рассказав это, Лозев умолк и начал тщательно наматывать волос обратно на стерженек.
— Надеюсь, — заговорил я, — не нужно доказывать тебе, что это не может быть волосом.
— Такова его история. А теперь послушай, зачем я пришел к тебе. Я хочу, чтобы ты взял этот странный предмет. Нет, это не суеверие. Просто я прошу тебя исследовать его в лаборатории.
В сущности, я и сам хотел просил его об этом: мне очень хотелось понять, что представляет собою таинственная нитка. Но своим коллегам по Химико-технологическому институту (я работаю там ассистентом на кафедре электрохимии) я не сказал ничего, ты
Прежде всего я захотел отрезать кусочек от таинственной нитки. Полная неудача. Я начал с ножниц, потом взялся за топор, а кончил огромным прибором для испытания материалов на растяжение. Ниточка толщиной около, 0,07 мм (это почти толщина человеческого волоса) выдержала чудовищную нагрузку в 5 т. Она не порвалась, а лишь выскользнула из оправки.
Я подверг ее множеству самых различных испытаний. Нитка не рвалась, не уступала никаким химическим реактивам, не плавилась в пламени горелки, не пропускала тока, не намагничивалась. Словом, в руках у меня был предмет, сделанный из неизвестного науке вещества. Но что это было?
Как и следовало ожидать, мое сообщение об этом руководству института было встречено с недоверием. Я настоял на том, чтобы мои опыты были повторены. Результат оказался по-прежнему отрицательным. Дело на этом и окончилось бы, но у меня появилась возможность поехать в Советский Союз и я решил поделиться своими недоумениями с советскими коллегами и попросить у них помощи в разгадке тайны.
Приехав в Москву, я передал скляночку с волосом в одну лабораторию, рассказав все, что знал. Через две недели мне позвонили из лаборатории: меня хочет видеть директор института, ученый с мировым именем.
— Нам удалось установить, что цилиндрик, стерженек и нитка состоят из одного и того же материала: из сверхуплотненного кремния, подвергнутого, вероятно, давлению в несколько миллионов атмосфер. Изменена не только кристаллическая решетка, но и уменьшены орбиты электронов в атомах.
Другой присутствовавший в кабинете ученый добавил:
— Следы находки теряются в глубине веков, и мы, по всей вероятности, никогда не найдем их. Впрочем, это здесь не самое важное.
— Важнее всего то, — продолжал директор, — что все исключительные качества вашей находки, несомненно, указывают на ее внеземное происхождение.
— Вы хотите сказать, что… — взволнованно прошептал я.
— Да, мы считаем, что цилиндрик с нитью принесен неизвестно когда разумными существами, обитателями других звездных миров, посетившими Землю. — Академик произнес эту фразу одним духом, словно высказывая мысль, смущавшую его самого. — Другого объяснения не может быть, так как в прошлом такое вещество не могло быть создано на Земле. Даже современная наука не в состоянии получить его. И, естественно, мы задали себе вопрос; каково было назначение этого предмета?
— Может быть, на нем что-нибудь записано? — осмелился я.
— Да, это было бы логичнее всего. Мы проверили и установили, что на нити что-то записано, но эта запись сделана не механическим, не фотохимическим, не электрическим или магнитным способом. Нить оказалась не сплошной, а трехслойной. Под внешней кремниевой оболочкой находится тонкий электропроводящий слой, а внутри — термопластическая сердцевина.
— Может быть… в сигналах вообще нет логического смысла? — неуверенно предположил я.
— Нет, — твердо возразил ученый. — Я уверен, что смысл в них есть, но что они сложнее, чем писаный или произнесенный текст. По виду кривых на экранах осциллографов мне казалось, что я вижу запись мыслей какого-то высшего порядка. Но расшифровать эту запись мы не в силах.
— Я читал протокол вашего совета, — задумчиво произнес академик. — И чем больше я в него вдумывался, тем больше мне казалось, что мы ошибаемся в самой постановке проблемы. Мы ищем, что записано, а не зачем записано.
— Что вы хотите сказать? — спросил я.
— Я спрашиваю: какая была цель записи? Представьте себе, что вы посетили планету далекой звездной системы. Там еще нет разумных существ, с которыми вы могли бы общаться. Вы хотите оставить послание тем, которые придут позже и смогут его прочесть. Как вы поступите?
— Я бы нашел способ передачи своих мыслей, понятный для всякого разумного существа, и позаботился бы о том, чтобы моя запись сохранялась возможно дольше.
— Правильно! — воскликнул академик. — Второе условие налицо. Кремниевая изоляция может сохранять запись в течение миллионов лет. А это доказывает, что запись адресована «читателям», которые должны были появиться много позже. Посмотрим теперь, как выполняется первое условие. Что значит «способ передачи мысли»? Согласитесь, что речь и письменность для такой цели не подходят: как средства выражения второй сигнальной системы, они крайне условны, и их нужно отбросить.
— Может быть, фильм? — предложил я.
— Да, это было бы лучше. Но, к сожалению, это не фильм. Вернее, это не запись световых изображений. Может быть, на этой нити записаны какие-то универсальные восприятия, но записаны каким-то другим образом.
— Который нам еще непонятен, — вставил второй ученый.
— Значит, мы нашли «волос Магомета» слишком рано, — усмехнулся академик. — Но поиски нужно продолжать. Мы проявили записанные на нити импульсы, но на этом наша роль исчерпывается.
— Что вы имеете в виду? — спросил второй ученый.
— Ленинградский институт нейрокибернетики. Надеюсь, там найдут способ прочесть сигналы. Не исключено, что таинственные гости оставили запись своей мыслительной деятельности.
— Как?! — поразился я. — Вы допускаете, что нить содержит непосредственную запись мыслительной деятельности каких-то других существ?
— А что в этом невероятного? Согласитесь, что фиксирование токов мозга — это не только самый полный и непосредственный, но также самый универсальный способ передачи информации!