Клуб любителей фантастики. Анталогия танственных случаев. Рассказы.
Шрифт:
Потом они разглядели, как что-то черное рвется и мечется в центре огненного цветка, и вдруг лицо Мадэлейн глянуло на них, взметнувшись над костром: античная маска, отлитая из сверкающего металла, с вихрями пламени вместо волос. Но вот маска как бы расплавилась и заструилась в костер, и он вмиг погас, как будто над ним растаял айсберг.
Мечко зажмурился, не в силах смотреть на то, что должно было сейчас открыться его взору, как вдруг странный звук, раздавшийся где-то у его ног, заставил открыть глаза.
Он не слышал этого звука очень долго - пожалуй, не меньше
Мечко опустил голову и увидел крошечного ушастого котенка, который, отчаянно пища, улепетывал по траве, устлавшей мостовую, в панике озираясь и снова ускоряя бег. Был он белый, с пепельно-рыжими подпалинами и ярко-рыжим хвостом. И Мечко провожал его остекленевшими от изумления глазами, пока вдруг не вонзилась в самое сердце надежда, и он не обернулся к костру... где на черных угольях лежала Мадэйлен, и обнаженное тело ее матово светилось и розовело, как только что распустившийся цветок.
Мечко бросился вперед, срывая с плеча куртку, подхватил Мадэлейн, закутал ее, прижал к себе. Она принадлежала отныне только ему - вся и всякая, живая и мертвая, и только его взгляд мог отныне касаться сокровенных и совершенных изгибов ее тела, только его руки, только его!..
Когда голова Мадэлейн легла на его плечо, а побледневшие губы сонно дрогнули у его щеки, он посмотрел наконец на Эльфа. Напряжение и ужас сошли с его лица. Оно было все еще бледным, но как всегда спокойным, чуть высокомерным. Он странно смотрел на Мечко - как бы с досадой, покачивая головой, но вот усмехнулся, пожал плечами.
– Ну ладно, пусть так, - проворчал он.
– Ох и ловок же ты оказался! А я уж было решил - мазила...
– И он замахал над головой руками, подавая знаки висящим вверху ветроловам.
А Мечко стоял, все крепче прижимая к себе Мадэлейн, и ему не давало покоя какое-то воспоминание... какое-то слово, известное Георгию Мечкову,.. в нем было что-то неизмеримо важное, но вот что это за слово, он никак не мог припомнить. И уже потом, когда из лесу выбежал, словно ждал своего часа, верный конь Херфинус, потом, позже, когда Мечко вскочил в седло и ревниво принял от Эльфа, помогающего ему, Мадэлейн, опять охватив ее кольцом своих рук, потом, когда тронул стременем Херфинуса и тот мягкой рысью двинулся к лесу, - только тогда Мечко, наконец, вспомнил.
Это слово было пирокатарсис, что по-дневнегречески означает - очищение огнем.
(c) ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ N 05/97
Юрий Юша. Кракен (АТС)
Февраль 1982 г., море Фиджи. Днем от жары, усиленной полным штилем, не было никакого спасения, и лишь ясные, звездные ночи приносили свежесть и отдохновение.
Именно в такую ночь и заступили на вахту младшие научные сотрудники с научно-исследовательского судна "Каллисто" Федор Крошкин и Евгений Чубатый. Им предстояло бодрствовать с ноля часов до шести, и каждый из них постарался занять удобное, на его взгляд, место на палубе - Крошкин на личинах трюма, а Чубатый - у приборной доски.
В эти часы судно было пустынным и затемненным, лишь горели сигнальные фонари, мерцал свет в рубке у вахтенного штурмана да тускло светила
– Ты посмотри, какие звезды!
– громко сказал Крошкин. Романтик по натуре, он ко всему относился несколько восторженно и ожидал, что напарник непременно разделит его восхищение. Но Чубатый лишь неопределенно хмыкнул.
– Да брось ты этот чертов батометр!
– рассердился Крошкин.
– Лучше оглянись на Вселенную!
А взглянуть было на что-в небе непривычно ярко сверкали и мерцали крупные и мелкие звезды, из края в край клубился светлой пылью Млечный Путь. Ночь сияла прозрачной голубизной, в которой темной тенью ходила из стороны в сторону судовая мачта. И казалось, что это не судно покачивается на легкой зыби, а колышатся над головою галактики.
– А вон Орион,сказал Крошкин, протягивая руку и указывая в самое скопище звезд.Прямо над флагштоком. А те три звездочки, что расположены горизонтально на одной линии,пояс Ориона. Выше него - плечевые звезды, ниже - ножные. Правая так и называется - "нога", по-арабски Ригель. А кто такой этот Орион, знаешь?
– Какой-то древний герой?
– уже с заинтересованностью спросил Чубатый, невольно поддавшись магии южной ночи.
– Тепло, Женя, тепло! Орион - сын Посейдона, охотник-великан. В него влюбилась богиня охоты Артемида, да по случайности прикончила его. А уж ее папаша Зевс, по просьбе дочери, вознес Ориона на небо. Кстати, Зевс дал бессмертие и нимфе Каллисто, превратив ее в созвездие Большая Медведица.
Крошкин, наверное, долго рассуждал бы на небесные темы, но Чубатый вдруг остановил его:
– Погоди, Федя! Сколько на твоих серебряных? Ноль сорок? Тогда - айн момент!
Чубатый кубарем скатился по трапу и через несколько минут вернулся с бутылкой в одной руке и с половиной копченой кеты в другой. Опять нырнул в люк и принес стаканы и хлеб. Расстелил на лючинах газету, разложил закуску. Налил в стаканы.
– Ты не смотри на этикетку,сказал он.Никакая это не "Плиска", а самый настоящий спирт. На лимонных корочках.
– С какой стати?
– не понимал Крошкин.Чего это тебе в голову стукнуло?
– Правильно - стукнуло! Вспомнил: сегодня у моей Галки день рождения. Вот и отметим.
Попивая "огненную воду", они с прибаутками подняли и снова опустили батометры, записали данные в журнал. Время летело незаметно. Было еще темно, однако чувствовалось, что на востоке, за горизонтом, шевелилось, росло и рвалось в небо нетерпеливое, жаркое светило. И в эти самые, полные томительного ожидания, минуты и всплыло из таинственных глубин НЕЧТО.
Сначала Крошкин и Чубатый услышали ни на что не похожий звук. Что-то среднее между всплеском, всасыванием и всхлипыванием. В воздухе повисла физически ощутимая тревога. Повернувшись на звук, друзья смутно различили в темно-серых рассветных сумерках, как невдалеке от судна схлынула вода с чего-то большого, покатого и, показалось, лоснящегося.