Клуб маньяков
Шрифт:
Представляю, как Его там, наверху, передернуло.
Судья на это чуть покраснел от стыда и, явно решив сегодня же вечером засесть за учебник английского, попросил переводчика довести до моего сознания суть заданного вопроса. С переводчиком все повторилось – тоже дважды и тоже с круглыми глазами меня переспрашивал. И когда до судьи, наконец, дошло, он надолго, сверху вниз, вонзил в меня свои глаза. И все в них было: и испуг, и недоумение, и презрение, и еще что-то... Что именно, я понял, когда после минутной паузы он бросил брезгливо:
– Ком-м-унист!
Оплевал меня Господь
Через два дня после завершения суда я сидел в самолете, летевшем в Москву.
Перед отъездом иранские коллеги сказали, что через полгода вновь подпишут со мной контракт, так как во многих моих пробах анализами обнаружено золото. Невзирая на это, настроение у меня было хуже некуда. Я чувствовал себя разорванным на две части. И все из-за того, что перед отлетом в зале ожидания издалека увидел женщину в парандже, то есть в обычных черных одеждах. Увидел со спины и весь сжался – ее фигурка! Это она, Лейла! Хотел уже метнуться следом, но в это время сопровождающий схватил мои вещи и побежал с ними на таможенный контроль. Я, растерянный, ничего не понимающий, пошел за ним, оборачиваясь. Перед тем, как спустится по лестнице на первый этаж, женщина также обернулась, и я увидел, что не ошибся. Нет, я уже не мог различить ее лица, но она смотрела на меня так, как будто никого кроме нас в целом свете не было.
Никого в целом свете кроме нас не было всего секунду. Затем она исчезла. Ушла вниз по лестнице.
И я остался один.
Часть четвертая. Та, Которая Не Ест Мяса.
Глава 1. Крик был не предсмертным. – Бедная Маргарита. – Греза затерялась.
Прилетел я в Шереметьево в начале октября воскресным утром. Вера встретила меня с Наташей, и долгое время я чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Домой мы приехали к обеду. Сначала все вместе разобрали подарки. Тестю с отцом я привез по кальяну, сыну Валентину – персидский молельный коврик, Наташе – платье и игрушки, Вере – серебряный поднос, теще – картину в особенной персидской рамке, маме – маленькие фаянсовые пиалы, оказавшимися на поверку японскими.
Закончив с распределением подарков, я поиграл с дочерью; к обеду заглянули тесть с тещей. Вечером был праздничный ужин. К одиннадцати часам Наташа заснула у меня на руках. Я отнес ее в постель и, вернувшись в гостиную, накинулся на обожаемую супругу.
...Четыре с лишним месяца без женщины, это слишком. Иранцы, правда, предлагали, нескольких на выбор, особенно после злоключений в пустыне, – у них не полагается степенному мужчине обходиться без женщины, в том числе и в командировках, – но я стоически от всех отказался. Сначала отказывался из-за того, что хранил верность Лейле, а потом – Вере. Да, да, Вере, потому что к концу командировки мне стало казаться, что ее болезнь – такой же плод моего воображения, как и несравненная персидская красавица из Чехелькуре. Да и что скрывать, отказывался также из-за того, что предлагали очень уж страшных.
Полчаса единения с женой привели меня в прекрасное
Крик был вовсе не предсмертным. Кричал мужчина, привязанный к креслу. Ему ломала пальцы по пояс обнаженная женщина. Она стояла на коленях. Так стоят, одевая на улицу ребенка. Хрупкая спина женщины, вся в ряби ребрышек и позвонков, была обращена к камере, и потому лица ее не было видно. Происходило это в комнате с голыми стенами. В таких снимают дешевую порнуху.
Я засмущался и попросил выключить видак и вернуться ко мне. Она вернулась.
– Откуда у тебя эта кассета? – спросил я, посмотрев прямо в глаза.
– Как откуда? Она разве не твоя?
– Моя!? Ты что, с ума сошла?
– Я нашла ее среди наших кассет. Я ее не покупала, следовательно, она твоя.
– Я тоже ее не покупал...
– Ну, значит, кто-то ее подбросил, – Вера сделала вид, что не верит мне. «Сам купил, а теперь кокетничает!»
Я задумался. Подбросили... Если кассету подбросили, то значит есть кто-то третий. И этот третий мог убить бабу Фросю с мужем. С одной стороны это здорово, но с другой враг, убийца превратился в призрак. В призрак, подбрасывающий садистские кассеты.
Призраков мне только не хватало!
Вере не понравилось мое молчанье, она легла рядом и попросила продолжить персидские рассказы. Я, умиротворенный исходящим от нее теплом, провел экскурсию по своему телу – показал багровые еще шрамы на бедрах, на животе, на плече и голове. Потом вспомнил Лейлу.
Не знаю, зачем я упомянул ее всуе... Рассказывать супруге, с которой живешь и спишь, о женщине-мечте – это, по меньшей мере, глупо. Наверное, подспудно рассчитывал, что Вера проникнется моими чаяниями и попытается стать такой же единственной, какой была моя пустынная греза. О, господи, как я был наивен! Правильно говорят, что простота хуже воровства.
Вера слушала меня с ироничной улыбкой. А я рассказывал и рассказывал... Как Лейла была на нее похожа, как ходила, как смотрела, как улыбалась и ела. И как любила меня, как ребенка, как мужчину, как человека, как свою жизнь...
...Перед тем, как лечь спать, я спросил Веру о Маргарите, и она ответила, что подружка исчезла вместе с мужем. Через три недели после того памятного вечера с мясом в горшочках и за пару дней до моего отъезда в Иран... И что в настоящее время они вроде бы числятся во всероссийском розыске.
Конечно, я расстроился. И Маргариту было жаль, и жизнь вернулась в свою искрученную колею.
«Значит, нет никакого призрака, значит, все-таки, все было, – задумался я, совершенно упав духом. – И пресс для чеснока, и все остальное. И Харон не обманывал, что переговаривался с ней по телефону. Насчет съемок моих мучений. Надо поискать файлы в компьютере. И этот видеофильм. Очень уж он похож на самодельный... Не Вера ли его снимала? Сама себя? Представляю, как она оттянулась за время моего пребывания в Иране...