Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева

Солоух Сергей

пособничеством и не каких-то отдельных отщепенцев, а целых

групп и коллективов молодых людей мерзавцам, негодяям и

подонкам.

Ведь от скольких он уже об этом рейде слышал, а

скольких расспрашивал, подробности той экспедиции

карательной пытался выяснить, и никто, ну, надо же, ни один

человек до сего момента о самом главном, что уж говорить о

множестве подробностей, деталей, скрытых не без умысла, о

ключевом, центральном

не сказал ни слова.

Значит, приуныли малость, развеяли печаль, ну, ну,

услышал наконец-то Виктор Михайлович звук долгожданный,

си-бемоль прикосновения зеленого к прозрачному, схватил,

похоже, поймал мелодию, которую, как и предчувствовал, он

должен был извлечь из стеклотары, двух запылиться не

успевших даже в углу под стульями сосудов, короче,

разволновался, и интуиции триумфом опьяненный, переступил

немного грань невозмутимости привычной.

— Хорошо, — остановился товарищ Макунько,

маневрами внезапными, нехитрым способом скрывая чувства,

дыханье восстанавливая, а так же соблюдая дистанцию

положенную.

— Неплохо, Анатолий, — сказал Виктор Михайлович,

усы неугомонные сверкнули в лучах весеннего светила, — ваши

сведения в общем и целом совпадают с моими, но есть и

заслуживающие внимания особого различия. Их изучением

мы и займемся.

О! После этих слов, такое сладкое, приятное

невыразимо сознание причастности лишило Толю разума, что

показалось бедному, будто и впрямь за этим "мы" немедленно

должно последовать неимоверно лестное, конечно,

предложение отправиться немедленно со старшим

лейтенантом в зеленый дом на площади Советов, дабы за

шторами, решетками и сеточкой специальной в ячейку

мелкую по-братски разделить и тяготы ночей бессонных и

бремя славы ДСП.

Но, нет, товарищ Макунько, уполномоченный в

гражданском реддинготе уж полностью владел собой.

— В институт сейчас? — осведомился он с бесстрастием

обычным.

— Но я не тороплюсь, — надежды не терял наш диск

жокей, любимец молодежи городской, красавец с волосами.

— Никаких проблем с зачетами, экзаменами?

участлив был, но холоден и равнодушен товарищ лейтенант,

Все нормально?

— Да вроде бы.

— Ну, что ж, — беседу закругляя, Виктор Михайлович

Макунько Толяну Кузнецову предложил вновь побороться за

форму, за целостность и неделимость его ладони

музыкальной. Деваться некуда, студент вложил в сухую и

шершавую свои изнеженные пять и, спину, шею, даже ухо

призвав на помощь, и в этот раз с нелегким испытаньем

справился.

И

так они расстались.

Кокетка синяя уполномоченного разок, другой

мелькнула за деревьями и потерялась среди стволов, побегов

молодых, листочков клейких сада, а Толя, любимец мальчиков

и девочек, кумир, со временем идущей в ногу молодежи на

просеку, аллею главную без приключений быстро вышел и,

позади оставив колонны белые, высокий портик полукруглый,

как и предполагал товарищ Макунько, направился в

прославленную (ославленную) кузницу сибирских

инженерных кадров.

Конечно, неясность с поездкой в столицу оставалась

полнейшей, о чем-то большем, обещанном как будто бы за

мелкую услугу, старанья искренние, желанье следствию

помочь, не стоило пока, пожалуй, и мечтать, все это так, но

тем не менее, общение президента с товарищем усатым

синеглазым определенным, благотворным образом уже

сказалось на жизни клуба, вместо названия приличного

имевшего знак? символ? цифру? литеру? — периодическую

дробь.

Да, только энтузиастам диско-движений, поп-звуков

пионерам было позволено забрать аппаратуру из опечатанной

каморки. Даже Святопуло Андрея Евстафьевича, студента

заочника института культуры, режиссера СТЭМа ЮГИ,

просившего, буквально умолявшего в слезах ему возможность

предоставить взять хотя на время, под расписку даже, какие-то

необходимые для завершения работы дипломной сценарии, и

того отказом грубым обломили, а вот этим безумным, нос по

ветру держащим флюгерам, бесстыдно развращавшим

поколенье целое пустыми ритмами, мелодиями глупыми, без

долгих просьб и уговоров позволили все совершенно, до

последнего штепселя, разъемчика спокойно вынести из-за

спины широкой белой вандалами и выродками опоганенного

бюста. Впрочем, конечно, велено при сем "молниеносно, и

чтоб никто не видел".

Из главного корпуса диско-клуб переезжал в

инженерно-экономический. Жизнь продолжалась,

распоряженья президента исполнялись.

Приятным свидетельством чего был "пазик"

институтский у застекленного крыльца третьего корпуса. Его,

тупорылого, Кузнец увидел сразу, едва лишь ноги вынесли на

улицу Сибиряков-Гвардейцев. Звукооператора же своего,

тезку Толю Громова, несмотря на сто двадцать килограммов

живого веса, лишь подойдя вплотную и обогнув зеленый

автобус неуклюжий. Обжора, меломан, неряха сидел,