Клуб отъявленных негодяек
Шрифт:
Оля подняла учебники и подошла к «Джейн Эйр», которая стояла корешком вверх. Нагнувшись, Оля подобрала книгу и осмотрела ее. Угол обложки немного помялся. Оля попыталась выровнять его пальцами, но сколько бы она ни мучилась, тот не ложился нормально. Неправильно вот так вот обращаться с библиотечным имуществом, но ведь ее вина здесь лишь косвенная.
Оля хотела подняться с корточек, но вдруг заметила белый листочек, сложенный пополам. Он выпал из книги? Вероятно да. Книги проверяют перед тем, как поставить на полку в библиотеку, поэтому в них не должно быть ничего лишнего, никаких чужих заметок. Откуда тогда взялся этот листок? Оля туда его не клала. Она вообще
Подобрав записку, Оля встала. Хмурясь, она осмотрела ее, но ничего примечательного не обнаружила. Тогда она развернула и прочитала: «В твоем любимом месте в твое любимое время».
Брови Оли съехались к переносице и стали угрожающе напоминать одну линию. Это что такое? Откуда? Оля перечитала записку еще раз пять и только в последний сообразила, что, вероятно, обращаются к ней самой. Любимое место и время? Их много: берег моря за десять минут до рассвета, сосновый лес в середине мая, плетеное кресло-качалка на даче у бабушки, когда Оле было пять лет. Ну и что с того? Ей нужно написать ответ на записке и тогда чернила всосутся, как в дневнике Тома Реддла и с ней заговорит красавчик-брюнет? Расклад неплохой, но вряд ли реальный.
Оля смяла бумажку и засунула в карман приталенного жилета. Сделав пару шагов, она снова остановилась. А что, если речь в записке идет про ее любимое место и время здесь, в КОНе?
Ответ на этот вопрос Оля продумывала всю пару. Ну, с местом понятно — библиотека. Еще, конечно, столовая, но это слишком прозаично. А вот время?.. Это точно выходной день. Воскресенье не может быть любимым днем, потому что после него идет понедельник. Получается, суббота.
Оля сидела за ближней к окну парте и смотрела на улицу. Пальцами она стучала по щеке и пыталась сообразить какое время суток ее любимое. Логично было сказать вечер, но вечером Оля чувствовала себя слишком уставшей. Днем постоянно нужно что-то делать. Ночью спишь.
За окном открывался вид на небольшую посадку высоких, но тонких берез. Ветер гнул их верхушки и заставлял слетать с веток последние, самые стойкие листики. Пробираясь сквозь крону берез, свет утреннего солнца кривыми пятнами ложился на жухлую траву. Очертания пятен менялись, создавая множество неопрятных узоров.
Только утром освещение такое мягкое. Только утром может быть так спокойно. Когда люди еще вялые со сна, они не могут испытывать сильные эмоции — злиться или громко смеяться. Поэтому утром так тихо.
Когда прозвенел звонок, Оля поняла, что обязана снова пойти в библиотеку в субботу утром. Хотя предыдущая такая вылазка закончилась не лучшим образом.
Рано проснуться Оля могла только когда четко знала, что, если не сделает этого, то случится что-нибудь плохое. Например, она опоздает.
Потому в эту субботу Оля еле поднялась. Затея начала казаться ей глупой. Найти в библиотечной книге записку и последовать ее указаниям вместо того, чтобы забить на эту чепуху и нормально поспать? Оля выбрала второй пункт, наверное, потому что сильно заскучала. Хотелось отвлечься от серости неба и затаенных обид. Она так и не могла найти сил нормально поговорить с Никой и Крисси. Оля пыталась убедить себя, что ей все-равно, что она ни на кого не обижается и не держит зла. Но блин! Ни одна из них так нормально и не объяснила ей, что происходило.
Шастая по комнате, Оля старалась вести себя тихо. Она уже успела почистить зубы, а так как в душ не было очередей, то заодно и принять его. К чему такие подготовки Оля не понимала. Скорее всего, она вернется уже через десять минут, когда поймет, что ошиблась и записка была случайностью, а все ее догадки — пустыми. Но что-то заставило ее даже взять тушь Крисси, которую та всегда оставляла валяться на открытой полке шкафа.
— Ты куда? — спросила Ника, еле разлепив глаза.
Она проснулась от того, что Оля неудачно вернула тушь на место. Она покатилась по полке и упала на пол.
— Скоро вернусь, — сказала Оля, поднимая тюбик.
Ника больше ничего не спрашивала и перевернулась на другой бок. Оля не хотела отвечать грубо, но притворятся она не умела. Ну и ладно.
Оля выскользнула из комнаты и подумывала хлопнуть дверью, но закрыла ее аккуратно. Не такая уж она и злая, просто не выспалась. К тому же через десять минут она придет наверстывать упущенное и проспит до второго завтрака… Нет, до обеда.
Оля захватила с собой «Джейн Эйр». Нужно вернуть книгу на место. К тому же это реальное оправдание ее посещения библиотеки. Потому что если она все себе надумала, и записка действительно ничего не значит, то таким образом она не выставит себя дурой.
Записку она тоже взяла и подумывала вложить ее обратно в книгу. Может, кто-то ее случайно оставил и теперь ищет.
Мимо Розалины Оля проскочила незамеченной. Та снова пялилась в свои бумажки, не заметив даже щелчок, с каким Оля закрыла за собой двери.
Так глупо Оля еще никогда себя не чувствовала. Прижимая «Джейн Эйр» к груди, она подошла к своему любимому подоконнику. Забравшись на него с ногами, Оля повернулась к окну. Казалось, холодом веет от самого стекла. Свет был приглушенный — постарались слоистые облака. Интересно, пойдет дождь? Только бы не сегодня. Оля планировала пройтись хотя бы до странно-моря, а делать это по сырой траве не хотелось.
Опустив взгляд на книгу, Оля свесила ноги с подоконника. Ну и что теперь? На место пришла, время соблюла… Какую часть ритуала она не выполнила? Нужно продекламировать вслух любимую цитату из «Джейн Эйр»? Попрыгать на одной ножке и плюнуть трижды через левое плечо?
Оля сползла с подоконника, глядя в глаза нарисованной героине на обложке и улыбаясь ей. Ну и дурочка. Приперлась сюда не пойми зачем. Конечно…
— Наконец-то.
Оля подняла голову и с тихим вскриком отступила на шаг. Она забыла, что почти не отошла от подоконника и потому тот подкосил ее колени и она плюхнулась на него обратно. Соприкосновение мягкого места с твердой каменной плитой прошло не очень приятно. Оля ощутила волну боли, которая за мгновение прошла от копчика до макушки.
— Что «наконец-то»? — спросила она у Миши, стараясь не раскричаться.
Еще ей очень хотелось потереть ушибленное место, но это выглядело бы совсем не женственно, поэтому Оля сдержалась.
— Наконец-то явилась.
Оля тут же перестала корчиться от боли и открыла рот, намереваясь задать еще сотню уточняющих вопросов, но тут до нее дошло.
17
— Так это был ты! — воскликнула она.
— Тише, тише, — сказал Миша, оглядываясь на Розалину. — В библиотеке нельзя громко разговаривать.