Клуб заграничных мужей

Жукова-Гладкова Мария

Охрана, прогуливающаяся у бани, знала меня в лицо, но откровенно удивилась моему появлению: Лешка не удосужился предупредить их о моем скором прибытии. Судя по реакции, меня восприняли как законную жену, примчавшуюся вытаскивать мужа из объятий любовницы, и попытались воспрепятствовать мгновенному проходу внутрь: хотели чуть-чуть подзадержать, пока хозяин приведет себя в божеский вид.

Правда, ребяткам это не удалось: они пытались воздействовать на меня силой слова, не решаясь применить силу физическую (и опасаясь гнева Афганца, и помня предыдущие встречи со мной, а также, по всей вероятности, зная кое-что

из моей бурной биографии). Вскоре, почувствовав заряженность отлетающих от меня молний (в смысле взглядов), парни решили расступиться, видимо, предпочтя гнев Афганца (если у него останутся силы гневаться) моему.

Я ворвалась в баню, застала в коридоре еще пару молодцев, мне незнакомых, в красных ливреях, и попыталась просочиться мимо них. Но эти стояли крепко. Я вперила руки в бока, проинформировала парней о своих намерениях, сообщив прямо, что сделаю кое с какими частями их тел, если они не допустят меня к аналогичным Лешкиным. Парни переглянулись, но ответить ничего не успели: в предбанник вышел Алексей Петрович собственной персоной, закутавшийся в простыню.

– Все-таки приехала? Прости, я не одет.

– Да я тебя во всех видах видела, – рявкнула я в ярости. – Со всех сторон и концов, – добавила двусмысленно.

Тут в коридор высунулась голова Вовчика, для которого одной простыни, конечно, не хватило, и он ее не очень ловко придерживал сбоку.

– Добрый день, Светлана Алексеевна, – сказал он робко, что вызвало удивленные взгляды двух охранников в ливреях. – Вы попариться?

– Я Алексею Петровичу шею намылить, – ответила я.

– Лана, ну зачем ты так? – пробурчал Лешка, по-моему, быстро трезвея, подхватил меня под руку и потянул куда-то по коридору, бросив парням через плечо, чтобы больше никого не впускали. Вовчик поплелся следом.

Афганец провел меня в уютно обставленную и обшитую деревом комнату с накрытым столом посередине. Стол ломился от яств. В углу на тумбе стоял огромный электрический самовар, в этой же комнате имелся гриль внушительных размеров и шашлычница (все электрическое), в которой как раз подходили шашлыки. Не найдя вешалки, я бросила Веркин плащ на первый попавшийся стул.

– Может, перекусишь, Ланочка? – спросил Лешка, плюхаясь за стол. Вовчик оказался гораздо вежливее и даже придержал мне стул. Я одарила его обворожительной улыбкой. Но тут случился казус: пока Вовчик придерживал мне стул, он не мог придерживать простыню, прикрывавшую естество. Простыня упала на пол. Вовчик нагнулся за ней, но не учел, что сзади стоит шашлычница с вращающимися шампурами, – или просто забыл про свои габариты, или не соразмерил их с размерами комнаты, не предназначенной для поворотов молодых слонов.

В общем, Вовчик задел шашлычницу задом и она слетела со столика, на котором была установлена, вилка из розетки тоже выскочила. Вовчик взвыл благим матом, ошпарившись. Пара шампуров каким-то образом вылетела из установки, но – удивительно! – они никуда не воткнулись, остальные, правда, удержались. Но так как шашлычница все равно прокатилась по полу, мясо и пол были запачканы.

Вовчик скакал, как внезапно взбесивший слон (в смысле ошпаренный), Афганец вопил что-то непонятное (я разбирала только матерные слова и пока не врубилась, чем он-то недоволен). Сама я быстро выскочила в коридор и крикнула молодцам, прислушивающимся к происходящему

в трапезной, чтобы быстро тащили сюда аптечку. Сама заскочила назад, схватила початую бутылку водки, подумывала уже для начала использовать ее, как средство успокоения Вовчика (в смысле по лбу), но воздержалась: Вовчика было жалко, да и пострадал он за свою вежливость. За это вообще следовало наградить его поцелуем.

– Вовочка, – дотронулась я до руки больного слоника, – ляг на лавку. Я же медсестра как-никак.

Услышав меня, Афганец хмыкнул.

– А ты бы лучше шашлычницу поднял, – рявкнула я. – Расселся тут, как барин. Живо оторвал задницу от стула!

Мои последние слова услышали охранники, нарисовавшиеся в трапезной и с любопытством оглядывавшие помещение. Я тут же переключилась на них, спросив, где аптечка. Парни попытались что-то проблеять, я отдала им приказ отправляться за директором бани, менеджером или кто тут есть.

– Валяйте, – лениво махнул рукой Афганец. – Делайте, что она говорит. Лучше сразу выполнить. А то Светлана Алексеевна разгневается – хуже будет. Вон Вова у нас знает, что вытворяет Светлана Алексеевна в ярости.

Я внимательно посмотрела на Афганца и поняла, что он пьян вусмерть. Чего это он так нажрался? Парни же, как-то странно на меня посмотрев, испарились. Вовчик прекратил верещать, я подхватила его под руку и потащила к широкой деревянной лавке, стоявшей с противоположной стороны. Лавка, конечно, не предназначалась для таких больших мальчиков, как Вовчик, так что ноги его свешивались с другой стороны.

Я осмотрела ожог на пятой точке «двустворчатого шкафа» и не нашла ничего серьезного. Мужики, как я заметила, гораздо хуже переносят боль, чем женщины, и любят делать из мухи слона. Возможно, он просто хотел показать шефу, как сильно страдает за дело.

Тут вернулись охранники с директором бани, аптечкой и уже знакомым мне «рогатым» Олегом Анатольевичем.

– Ой, Светлана Алексеевна, – пискнул Олег Анатольевич, рассматривая меня выпученными глазами (он был даже пьянее Афганца), – и вы тут? Или вы за Алексеем Петровичем приехали?

Директор бани вежливо представился, с интересом меня рассматривая, и уточнил, какая помощь требуется.

– Я сама справлюсь, спасибо, – сказала я, в свою очередь, рассматривая содержимое аптечки.

Это был чемоданчик средних размеров, где имелся широкий выбор противоожоговых препаратов, а также сердечных, желудочных (предполагается, что моющиеся обожрутся? Хотя в такие бани мыться никто не ходит, сюда с другими целями прибывают), средства против опьянения, давления, презервативы и прочие, совершено необходимые в бане вещи.

Мужики, за исключением Афганца, налившего себе стаканчик виски и в одиночку его посасывающего за столом, стояли над душой, наблюдая за тем, как я обрабатываю ожог Вовчика, разговаривая с ним, как мама с маленьким мальчиком.

– Светлана Алексеевна, а меня не полечите? – проблеял Олег Анатольевич и тут же скинул простыню, в которую был завернут, демонстрируя всем собравшимся свои увечья и рассказывая о чудовище женского пола, которое их нанесло.

Трезвые охранники и директор бани выслушали его внимательно, Вовчик на лавке затих, Афганец посмеивался, ничего не комментируя, я же заметила, что обрабатывать Олега уже поздно, теперь все заживет само.