Клубок со змеями
Шрифт:
— Благодаря благосклонности воинского сословия, всех участников заговора удалось быстро схватить и бросить под стражу. Впоследствии большинство из них были казнены. Главных же заговорщиков, писца Бел-Адада и Верховного жреца Кашшура, посадили живьем на кол. Они умирали долго и мучительно.
Тарару продолжал прилагать большие усилия, чтобы разобрать написанное Хазином, поэтому он не заметил, как мои губы расплылись в жуткой и торжествующей ухмылке. Когда же он вновь оторвал взгляд от глиняной таблички, я уже полностью овладел собой.
— Еще тут сказано, что двое из числа подчиненных
Мысленно я напрягся.
«Наверняка это Этеру и Тиридат — стражники, что вели меня в тюрьму по Дороге Процессий. Ну, а кто еще это может быть? Похоже, неудобных вопросов не избежать. Сейчас мальчишка узнает, что его папаша — один из участников раскрытия государственного преступления. Хоть это и не является правдой».
— Хазин приводит имена этих стражников? — холодно спросил я.
— Нет, — покачал головой Тарару, — имена этих почтенных мужей ему не известны.
— Почтенных мужей? — я с трудом сдержал рвущуюся наружу иронию и злобу. — Это караванщик так написал?
— Нет, это мои мысли, — ответил Тарару, — а кто же они, если не достойные воины, раз раскрыли заговор против государства?
Я плотно сжал губы в тонкую линию.
— Что-то не так? — настороженно спросил Тарару.
— Ничего, — процедил я.
— Уверены? Выглядите нездорово.
— Просто в руку вступило, — молвил я, овладев собой, — продолжай.
Тарару несколько секунд озадачено смотрел на меня, но затем вернулся к тексту.
— Несмотря на удачное предотвращение государственного переворота, положение в Вавилонском царстве остается напряженным. Почти все внешние торговые связи разорваны. Страна терпит убытки, казна пустеет. Многие ремесленники недовольны правителем, ибо он продолжает поднимать налоги и душить поборами простой люд, а на государственные дела не обращает никакого внимания. Порядок удается удерживать только усилиями стражников и армии, ибо они благосклонны к царю, поскольку тот постоянно повышает им жалование и одаривает землями, — взгляд Тарару опустился в конец текста на глиняной табличке, — Хазин пишет, что сейчас самое подходящее время для... — тут он резко осекся.
Его глаза буквально вылезли из орбит, а на лбу мгновенно выступил пот.
— Что? — я уже не в силах был сдерживать свое нетерпение. — Почему ты замолчал? Что там написано?
Но Тарару меня не слушал. Его губы продолжали беззвучно шевелиться, а лоб уже просто блестел от испарины. Наконец, спустя несколько секунд, которые показались вечностью, он закончил чтение документа и посмотрел на меня. В его глазах я увидел неподдельный страх, от которого самому стало не по себе. Я видел, как участилось дыхание юнца, а глиняная табличка выпала из его рук и впечаталась в песок. Вся эта картина не добавила мне спокойствия. Скорее наоборот — я начинал ощущать, что тревога — штука заразная.
— Хазин пишет, — с придыханием начал Тарару, — что сейчас самое подходящее время для начала войны.
Последнее слово, словно тяжелый кирпич, ударило меня по голове. Перед глазами все готово было поплыть, но я сумел-таки взять себя
— Войны? С кем?
— Между Хатти и Вавилоном.
— По мнению Хазина скоро хетты нападут на Вавилонское царство, и начнется война?
Тарару быстро замотал головой:
— Нет, не начнется. Она уже идет!
Глава 7
Я почувствовал, как силы начинают покидать мои ноги, поэтому поспешно опустился на край кровати. Голова слегка закружилась, а во всем теле ощущалась неприятная слабость.
Хеттское царство и Вавилон схлестнулись друг с другом в войне. Множество мыслей, словно разъяренный пчелиный рой, обуяли разум. Однако первоначальный шок, вызванный внезапной вестью, быстро уходил. А его место заняло возбуждение. Возбуждение от осознания того, какую выгоду таит в себе эта война. Ведь хаос, в который сейчас погружается Двуречье, может сулить просто неслыханные возможности! Я даже на время забыл об опасности, которая исходит от ассирийца-предателя. Настолько меня захлестнула волна переживания. Однако все это предвещало не только возможности, но и проблемы. Одна из них сейчас стояла прямо передо мной и дрожала, словно пальмовый лист на ветру. Когда я поднял глаза на Тарару, то уже знал, что он скажет. Еще до того, как юный вавилонянин открыл рот.
— Мне нужно в Вавилон, — непослушными губами промычал он.
Я поднял руку, требуя его замолчать, но тот, похоже, не обратил на это внимания:
— Господин Саргон, умоляю вас! Я должен найти своего отца. Вы и так обещали мне поездку домой, а теперь... после того, что мы узнали... — он попытался помахать поднятой с пола табличкой, но она снова выскользнула из его ходящих ходуном пальцев.
— Помолчи и дай мне подумать, — холодно ответил я, беря себя в руки и поднимаясь на ноги, — ты уверен в том, что правильно истолковал знаки? Не мог ошибиться?
Тарару отрицательно и быстро замотал головой. На секунду мне показалось, что она сейчас открутится и слетит с плеч.
— Сядь, — указал я ему на табурет возле стола, — выпей пару стаканов вина. Судя по виду, ты готов свалиться в обморок. А я пока все обдумаю.
Тарару открыл, было, рот, чтобы мне возразить, но увидев, что я отвернулся и стал медленно выхаживать по шатру с нахмуренными бровями, решил-таки последовать моему совету и рухнул на табурет. Тот протестующе заскрипел под ним. Налив трясущимися руками выпивку и расплескав половину, Тарару отправил ее в рот. Однако мертвенная бледность, покрывшая его лицо, начала спадать лишь после второго стакана. На щеках молодого вавилонянина появился здоровый румянец.
— Насколько я понял из твоих слов, Хазин писал, что сейчас самое удачное время для начала войны, но он ни слова не говорит о самой войне. Значит, вывод о том, что хетты вторглись на территорию Вавилонского царства может быть ошибочным.
— Нет, — хрипло возразил Тарару, — в письменах Хазина сказано, что войска под личным командованием самого царя хатти Мурсилиса вплотную подошли к границе Вавилонии с севера и нанесут удар через десять-двенадцать дней после того, как сделана эта запись.