Клубок со змеями
Шрифт:
Только сейчас я почувствовал, как сильно болят кисти рук и ступни ног. Суставы затекли, а места, перетянутые путами, серьезно ныли, но я слабо обращал на них внимание. Мой взор был полностью сосредоточен на ассирийце, чья внушительная фигура зловеще возвышалась надо мной, грозно очерченная в предрассветных сумерках. Как обычно, Тегим-апал злобно скалился, а правая рука покоилась на рукоятке меча, свисавшего с пояса.
— С добрым утром, дружок! — прогоготал он.
Я промолчал, продолжая пристально следить за ним.
— Как настроение перед последним путешествием в Иркаллу? Что молчишь? Я ведь тебе пока
Последнее замечание тюремщика окончательно убедило меня в том, что казнь не станет легкой. Видимо, Бел-Адад неплохо ему приплатил, чтобы отомстить мне за ту шуточку с кувшином мочи. Хотя, что-то мне подсказывает, ассириец захотел бы поглумиться над приговоренным и без лишнего поощрения.
Словно прочитав мои мысли, Тегим-апал прекратил смеяться, а затем, ухмыляясь, вытащил меч. Лезвие выскочило из ножен. Лязг от их соприкосновения неприятно ударил по ушам. Ассириец сделал пару шагов по направлению ко мне. Его массивные ноги в грубых кожаных сандалиях тонули в зыбком песке.
— Знаешь, совет жрецов приказал отрубить тебе голову, а останки закопать на пустыре к западу от Вавилона, — он выждал паузу, прерываемую лишь порывами ветра. Его черные волосы, ниспадающие до челюстей, вяло покачивались в такт дуновениям. — Но ведь они не станут проверять — в точности ли я выполнил их приказ. Им нет дела до простого мушкену. А вот храмовый писец отблагодарил меня за то, чтобы я продлил твои мучения, как м-о-о-жно дольше. Хоть я и так не прочь был это сделать, — он картинно развел руки в стороны, — извини, такая уж меня работа, дружок.
«Твоя работа четко выполнять приказ и следить за узниками темницы, а не мучить людей, поганый ублюдок!».
— Вот я и завез тебя сюда. Так далеко, что не видать ни города, ни Этеменанки. Здесь, посреди бескрайних песков, никто не услышит твой крик... кроме меня. И поверь, — он вновь хохотнул, — мне было совсем не трудно проделать этот путь. Ради удовольствия я готов пойти хоть на край света!
В этот момент я по-настоящему осознал, что такое одиночество и безысходность... Один на один, посреди моря желтого песка со своим палачом и мучителем. Человеком, готовым пойти на все, лишь бы утолить свою извечную жажду крови и насилия, оставаясь безнаказанным. Это осознание подавляло. Вгоняло в глубокую печаль и хандру. Однако не вызывало страха. Словно подземный источник, питавший колодец ужаса, иссяк, прекращая подпитывать липкое и неприятное чувство свежими силами.
Тюремщик присел передо мной, заглянув прямо в глаза:
— А еще господина Бел-Адада интересовало — откуда ты, дружочек, знаешь столько о положении дел в Междуречье? Я поначалу сам удивился и даже не поверил, но потом вспомнил — сам же подселил к тебе соседа. Того пухленького торговца, — Тегим-апал буквально выливал слова мне в лицо. Из его рта продолжало нести пивом. — Наверняка он и нарассказывал тебе сказок. А ты и рад был ушки навострить. В любом случае, теперь это уже не имеет значения. Торговец не сможет более никому ничего рассказать. Как, впрочем, и ты.
«Еще одна кукла уничтожена».
—- Сначала я отрежу тебе левое ухо. Затем правое. Чтобы больше никакие пухляши тебе ничего на них не вешали. Потом начну ломать пальцы на
Он надеялся увидеть в моих глазах страх. Отчаяние. Хотел услышать слова о милости. Возможно, я и потешил бы его жажду господства и власти над жизнью, только вот случилась незадача — меня накрыла очередная волна безразличия. Да такая крупная, что даже те ужасы, которые описал Тегим-апал, не заставили вынырнуть из нее.
Поэтому я спокойно ответил, не сводя с него взора:
— Валяй.
Тегим-апал в изумлении поднял брови и широко раскрыл глаза:
— А ты стойкий дружок. Однако это ничего не меняет. Пара взмахов мечом, и вы все начинаете визжать, словно недорезанные поросята. Неважно, кто передо мной — мушкену или муж.
Он встал во весь рост, поигрывая клинком. Я же перевел отсутствующий взгляд на светлеющий небосвод и наполнил свои легкие свежим утренним воздухом.
«А в пустыне, оказывается, не так уж и плохо. Особенно ранним утром, когда солнце еще не успело раскалить воздух и песок так, что на них можно мясо жарить. Хорошо, что я смог побывать здесь именно в эти минуты. Хоть что-то приятное будет в моей...».
— Стой, ассириец! — послышался властный голос.
Я резко прекратил созерцание неба и перевел взгляд на проход между барханами позади тюремщика. Тот, в свою очередь, удивленно обернулся через плечо. В полутора десятках локтей от нас в предрассветных сумерках виднелся силуэт всадника на красивом вороном коне. Неизвестный был облачен в полный доспех. Плотная кожаная рубаха, с нашитыми поверх металлическими пластинами, защищала его от шеи до колен. Голову венчал шлем-шишак, а на кожаном поясе красовался меч с золотой рукояткой. Сделав несколько шагов по направлению к нам, всадник остановил коня и ловко спрыгнул на землю. Осел ассирийца поднял голову и с интересом стал рассматривать незнакомца. Когда же тот сделал еще пару шагов навстречу, то он перестал быть таковым.
«Эти голубые пронзительные глаза на беспристрастном лице невозможно забыть».
Эмеку-Имбару. Командир отряда городских стражников.
«Интересно, что он здесь делает?».
— Что привело сюда такого благородного мужа? — прошелестел Тегим-апал, переставая поигрывать клинком и настороженно смотря на незваного гостя.
— Мне надо задать осужденному несколько вопросов.
— Боюсь, это невозможно, господин. Никто не вправе общаться с преступником после вынесения приговора. А мне поручено привести его в исполнение.
— После того, как я получу ответы, можешь исполнять свой приговор, но я выясню то, что мне нужно, — Эмеку-Имбару был все также невозмутим. Его пронзительные голубые глаза не переставали следить за ассирийцем.
— Если вы не уйдете, господин, то мне придется применить силу, — молвил Тегим-апал, медленно поворачиваясь боком к командиру.
— Я не уйду без ответов, — спокойно произнес воин, с лязгом обнажая меч.
— Что ж, дружок — ухмыльнулся ассириец, — я могу закопать и двоих в одну могилу.