Клубок Сварога. Олег Черниговский
Шрифт:
У Оды невольно забилось сердце, когда она вступила н белокаменный черниговский дворец, где ныне хозяйкой была половчанка Анна, супруга Всеволода Ярославича. Все связанное с этим дворцом, все радости и печали, посетившие Оду в этих стенах, вдруг нахлынули на неё. Потому Ода и была так замкнута и неразговорчива с Анной, которая с искренним сочувствием отнеслась к се горю.
Прах Святослава был уже погребён, когда в Чернигов наконец-то съехались его сыновья, все кроме Романа.
На траурном застолье во главе стола восседал
Ода, сидя рядом с княгиней Анной, почти не притрагивалась ни к еде, ни к питью. Во всем происходящем ей чудилось недоброе. И то, как ломают шапки перед Всеволодом и его сыном киевские бояре. И то, что Всеволод отдалил от себя любимцев Святослава, Алка и Перенега. Для них даже места не нашлось за княжеским столом, оба затерялись среди прочих гостей, коих набилось в гридницу великое множество. Одна за другой звучали похвальные речи в честь усопшего, вспоминались его славные дела и мудрые изречения. Слуги едва успевали наполнять чаши и кубки хмельным мёдом.
Ода обратила внимание, что похвалы умершему рассыпают в основном черниговские бояре, а киевляне и переяславцы помалкивают, хотя пьют хмельное питье тоже с усердием.
Неожиданно кто-то из гостей, изрядно захмелев, бросил в зал:
– А где Изяслав Ярославич? Ведь по закону он старшинство должен принять.
Ода заметила, как вздрогнул Всеволод Ярославич, как беспокойно забегали его глаза.
Поднявшийся шум и смех сгладили возникшее напряжение. Мол, Изяславу на Руси не место, коль он папе римскому на верность присягал!
Киевские бояре несколько раз пытались заговорить со Всеволодом Ярославичем: станет ли он продолжателем начинаний Святослава, готовить ли по весне полки для похода в Болгарию. Спрашивали и о союзе с Гезой против ромеев и германского короля, быть тому союзу или нет?
Однако Всеволод Ярославич отмалчивался.
Покидая пиршество и медленно проходя между столами, Ода услышала чей-то голос:
– Все кончено, друже. Замыслы Святослава Всеволоду не по плечу.
Ода узнала говорившего: Гремысл, главный советник Глеба. Соседом Гремысла был черниговский боярин Веремуд, брат Алка.
Он возразил:
– А я разумею, все токмо начинается, не будет покою на Руси, пойдут распри за распрями на радость половцам и князю полоцкому.
– Думаешь, и Изяслав своего требовать станет?
– Станет. И не токмо он…
Ода удалилась на женскую половину терема и вызвала к себе Людека.
Дружинник пришёл вместе с Регелиндой, которая и ходила за ним.
– Ты исполнил моё повеление?
– обратилась Ода к Людеку.
Тот молча кивнул.
– И что сыны мои?
– Ответили согласием, - промолвил поляк.
– Хорошо. Ступай.
Людек поклонился и скрылся за дверью.
Регелинда удалилась вместе с ним,
Вернувшись, Регелинда тотчас подступила к Оде с настойчивыми расспросами:
– Ну, душа моя, признавайся, что ты задумала? Какое поручение давала Людеку? Вижу по очам твоим, не печаль по мужу усопшему тебя занимает, иное в голове. Что же?
– Не время предаваться скорби, Регелинда, - ответила Ода после краткого молчания.
– Пришла пора Святославичам самим о себе мыслить, ибо отцовской заботы им более не видать, а дядья скоро сами меж собой грызться начнут.
Я думаю, Святославичам нужно стоять за Всеволода Ярославича против Изяслава, - заметила Регелинда.
– Коль сядет в Киеве Всеволод, то племянников своих без милости не оставит.
– А я так не думаю, - сказала Ода.
– Всеволод воркует по-голубиному, но крылья имеет ястребиные. Он не одобрял многие замыслы Святослава и о сыновьях его вряд ли заботиться станет. Замышляет что-то Всеволод. Сердцем чую, что во вред Святославичам тайные помыслы его. Святославичам надо сплотиться, пока не поздно. Сегодня ночью я соберу вместе и Бориса и Святославичей, чтобы обсудить, как лучше противостоять дядьям.
– С огнём играешь, душа моя, - предостерегла Регелинда.
– Знаю, - Ода жестом велела служанке удалиться.
Ровно в полночь сыновья Святослава собрались в доме, который занимал Борис Вячеславич со своими гриднями. Туда же в назначенный час пришла Ода, сопровождаемая Людеком и Регелиндой.
Из всех присутствующих на этом тайном совете лишь Борис знал, о чем пойдёт речь, но помалкивал до поры, предоставляя Оде самой начать столь щекотливый разговор.
Ода оглядела своих повзрослевших пасынков, задержав взгляд на сыне Ярославе, самом юном среди них. И начала без обиняков:
– Не всякое зло во зло, дети мои. Коль сговоритесь вы здесь против Всеволода Ярославича и его сына Владимира, то в скором времени всю Русь меж собой поделите. Отец ваш о том же мечтал.
Ода сделала паузу, наблюдая за реакцией пасынков и Ярослава.
Те пребывали в недоумении от услышанного.
Первым заговорил Глеб:
– Матушка, я не верю своим ушам! Неужель ты подбиваешь нас идти против Всеволода Ярославича?! Иль Изяслав тебе милее кажется?
Ода решительно перебила его:
– Сядь, Глеб. Я жалею, что позвала тебя сюда. Конечно, где уж тебе поднять меч на отца твоей обожаемой Янки! Но что ты станешь делать, когда твой тесть возжелает твоей смерти?
– Этого не будет!
– воскликнул Глеб.
– Этого не может быть!
– Неужели ты обзавёлся бессмертием, мой милый?
– холодно усмехнулась Ода.
– Так поделись с братьями.
– К чему ты клонишь, Ода?
– хмуро спросил Олег.
– Тебе что-то известно иль ты собираешься мстить Всеволоду Ярославичу? Но за что? Растолкуй нам.