«Клубок» вокруг Сталина
Шрифт:
И прежде с Николаевым тоже происходило нечто странное при приеме на работу:
«Управление делами. Зачислить в группу Гуревича с месячным испытательным сроком инспектором Николаева Л.В. с 20 августа 1932 на оклад 250 руб. в месяц».
На документе подпись Н.С. Ошерова.
Что тут такого особенного? А дело в том, что все другие бумаги, поступавшие в РКИ, документально оформлялись несколько иначе. Были ходатайства трудовых коллективов, личные заявления и только затем направление в отдел кадров. Кто мог рекомендовать Ошерову Николаева?
А.А. Кирилина предполагает, что ходатаем за Николаева мог быть его знакомый И.П. Сисяев, который длительное время служил в рабоче-крестьянской инспекции. Но, думается, был еще один более солидный покровитель, который и рекомендовал Николаева Ошерову. Рекомендация была столь весомой, что тот зачислил Николаева в РКИ с нарушениями тех правил, которые были обязательны для приема в это учреждение.
С Кировым у Николаева не было никаких сколько-нибудь близких отношений; возможно, они лично не были знакомы. На это косвенно указывает письмо, посланное Кирову Николаевым за 10 дней до убийства:
«Т. К-в! Меня опорочили и мне трудно найти где-либо защиты. Даже после письма на имя Сталина мне никто не оказал помощи, не направил на работу… Однако я не один, у меня семья. Я прошу обратить Ваше внимание на дела института и помочь мне, ибо никто не хочет понять того, как тяжело переживаю я этот момент… Я на все буду готов, если никто не отзовется, ибо у меня нет больше сил. Я не враг».
В общем, нетрудно понять бедствующего безработного. Только несколько непонятно выглядит приписка: «Я не враг». Словно человек заранее хочет подчеркнуть, что никаких политических претензий к властям у него нет.
А вот что показала на допросе его жена:
«В последнее время Николаев был в подавленном состоянии, больше молчал, мало со мной разговаривал. На настроение его влияло еще неудовлетворительное материальное положение и отсутствие возможности с его стороны помочь семье».
Или такое ее свидетельство:
«Дневник стал отражать упаднические настроения Николаева, который выражал тревогу по поводу материальной необеспеченности семьи…
До августа 1934 года я принимала участие в записях, в августе я находилась в отпуску в Сестрорецке…»
Обратим внимание на то, что проводила она отпуск в престижной дачной местности под Ленинградом, несмотря на «материальные затруднения». Странновато, что дневник Николаева вели, оказывается, они вместе!
Еще более удивительные обстоятельства выясняются при ознакомлении с показаниями на допросе М.Т. Николаевой, матери убийцы:
«В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трех комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были тоже обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь».
То же подтверждает и обвинительное заключение по делу «Ленинградского центра». Там, в частности, отмечено: «Об отсутствии у обвиняемого Николаева в этот период каких-либо материальных затруднений говорит и то обстоятельство,
У его жены официальное материальное положение тоже было не блестящим. Однако некоторые моменты ее биографии также заслуживают внимания.
Мильда Петровна Драуле была дочерью латышского батрака, она была серьезней, спокойней и на три года старше мужа, защищала революционный Петроград от Юденича. Имела партстаж с 1919 года, была уважаема товарищами в Лужском уездном комитете партии, где работала заведующим сектором учета. Ее избрали председателем товарищеского суда.
Мильда Драуле была хорошо сложена, имела прекрасный цвет лица и роскошные рыжие волосы. Сдержанная, прекрасная хозяйка. Выйдя замуж и родив сына, она долго не могла устроиться на работу. Пришлось трудиться чернорабочей на заводе «Прогресс». И это — после прежних значительных должностей!
Можно предположить, что на этом этапе жизни она переменила свое отношение к существующей власти. И кто-то помог ей в трудную минуту: в 1930 году она удивительным образом из чернорабочей перешла на работу в самое высшее ленинградское учреждение — обком ВКП(б)! Сначала она была учетчиком в отделе статистики, а затем техническим секретарем сектора кадров легкой промышленности.
Что помогло ей так быстро получить престижную должность? Какие силы и почему способствовали этому? Или сказались знакомства ее мужа? Какие?
Правда, летом 1933-го ее перевели на работу в управление уполномоченного наркомата тяжелой промышленности: сначала временно, а с ноября постоянно — инспектором управления по кадрам с окладом 275 рублей. В данном случае рекомендовать ее мог Г.И. Пылаев — уполномоченный наркомата тяжелой промышленности по Ленинграду и области, один из друзей Кирова. Этот перевод мог быть связан с появившимися слухами о ее связи с Кировым.
Складывается впечатление, что Мильда Драуле была не таким простым и наивным человеком, невинно пострадавшим из-за преступной ревности мужа, как может показаться с первого взгляда. На допросах она вела себя спокойно.
Из воспоминаний работника Ленинградского управления НКВД Р.О. Попова: «В 8 или 9 утра 2 декабря… мы допрашивали с Пашей Малининым Мильду Драуле. Она провела ночь в холле, спала на стульях. Типичное чухонское лицо. Миловидная.
Допрос продолжался около двух часов. Я писал протокол сам. Она считала его (мужа) скрытным человеком, никогда не слышала от него политических разговоров. Ходил угрюмый. У него ничего не получалось с работой, она считала его неудачником».
Трудно поверить в искренность ее слов. Если он переживал свою неустроенность, был неудачником, то почему он никогда не заговаривал с ней на политические темы? Странно и неправдоподобно. Конечно, реальность нередко бывает неправдоподобной, но если иметь в виду версию заговора, то показания Николаева и его жены, а также его дневник, который он вел, как оказалось, при участии жены, — все это очень похоже на отработку заранее заготовленной «легенды».
И тогда есть смысл обратить внимание на «германский» след в деле Кирова.