Кляча в белых тапочках
Шрифт:
Интересно, кто и зачем дал мне по голове? Сумка моя по-прежнему была при мне, я заглянула в нее и проверила – ничего не пропало. Хотя совершенно уверенной в этом быть нельзя, потому что в моей торбе столько всякого хлама, что пропажу целого ряда предметов я свободно могла бы проморгать. К примеру, я бы наверняка не заметила, если бы у меня сперли вот эту пилочку для ногтей, погнутую шпильку, моток медной проволоки, наклейку на автомобиль, которого у меня нет, надкусанную баранку или пуговицу, оторвавшуюся от шубы еще прошлой зимой, да так и не пришитую. Но все это барахло было в наличии, равно как и бумажник с деньгами
По всему выходило, что я схлопотала по башке за простое и естественное желание посетить придорожный сортир! Который в тот момент кто-то уже использовал, неизвестно только, по прямому назначению или как наблюдательный пункт! Ага, вот оно! Совершенно очевидно, что кто-то заседал в дощатом клозете, таращась на кладбище!
– Надеюсь, это была не баба Капа! – пробормотала я, содрогнувшись при мысли о встрече с невесть куда пропавшей покойницей.
Сама-то я как, живая? Холодная, как дохлая рыба, но пульс есть и дышу вроде ровно – вон, как пар изо рта валит!
Тут меня застрясло, как кирпич на вибростенде. Видела я однажды на съемках кирпичного завода, как в лаборатории тестируют собственную продукцию: несчастные кирпичи вымачивали в воде, морозили в холодильнике, а потом зверски трясли на специальной машинке. Сейчас я очень хорошо понимала, каково тогда приходилось бедным кирпичам! А убежать они не могли, как и я сейчас…
Понимая, что проделать обратный путь к караванной тропе маршруток и автобусов на своих трясущихся двоих нипочем не смогу, я сделала единственное, что могла в этой ситуации: достала мобильник и позвонила Ирке. А потом выкарабкалась из котлована, добрела до того самого деревянного сортира с распахнутой настежь дверью, села на постамент с дыркой и стала дожидаться прибытия моей личной «Скорой помощи».
Голова моя сама собой клонилась вниз, поэтому я прислонила ее к дощатой стенке. Удобнее не стало: именно в этом месте в стене обнаружился гвоздь. Я его нащупала, потрогав неструганые доски. Занозила палец и едва не поранила ладонь об этот самый гвоздь, заодно смахнув зацепившуюся за него тряпочку.
– Это вместо туалетной бумаги, что ли? – В сумраке неэлектрифицированного сортира я озадаченно посмотрела на клочок белой ткани. Простая бязь, из такой простыни шьют…
И саваны!
– Мама дорогая! – холодея, прошептала я.
В одно мгновение мне припомнилось, что я увидела в этой будке нечто белое за миг до того, как меня вырубили. И леденящая душу и тело фантастическая догадка о том, кто именно прятался в сортире с видом на погост, вырубила меня повторно! Стыдно сказать, но при мысли о том, что я стала жертвой нападения зомби, я пошло брякнулась в обморок, вывалившись из фанерного клозета на сырую землю…
– Так че, закапывать или как? – уже не в первый раз спросил настырный «копач» Ленька раздосадованного Трофимыча. – Ежели закапывать, так я ребят позову,
– С какой это стати? – заворчал тот, мысленно поминая недобрым словом городских ментов.
Налетели, как воронье, расковыряли могилу, землю разбросали, венки раскидали, устроили бардак в приличном месте! И укатили, даже не сказав, можно ли убрать непотребство, или надо оставить все как есть?
– А ежели не закапывать, то надо бы хоть домовину из ямы вытащить, – продолжал нудеть Ленька. – В ее уже до половины вода налилась, дождь пузыри выбивает, не гроб, а чистая джакузи! А вещь, между прочим, денег стоит, и ежели она покойнице больше не нужна, так можно и нового хозяина найти, не пропадать же добру!
– А что? Это мысль! – оживился Трофимыч. – Давай, вытягивай наверх домовину, яму засыплешь, а гроб себе возьмешь, вместо денег!
– Про запас, что ли? – удивился Ленька. Подумал немного, соображая, и обрадованно кивнул головой: – А и точно! Я ее теще подарю, у ей как раз завтрева именины!
Обрадовавшись, что проблема разрешилась, Трофимыч выпроводил Леньку из сторожки, налил в помятую солдатскую кружку горячего чаю из термоса и сел поближе к керосинке – разгадывать кроссворд в газете. Он успел разгадать два слова, а на третьем застопорился, потому что слово, первым пришедшее на ум при вопросе «Человеческий орган из трех букв?», почему-то в крестословицу не вписалось. И как раз в тот момент, когда Трофимыч, подняв глаза к протекающему потолку, шевелил губами, вспоминая анатомию, скрипучая дверь сторожки распахнулась, едва не слетев с петель.
– …! – нервно воскликнул испуганный Трофимыч, повторив между прочим и трехбуквенное слово, не вписавшееся в кроссворд. – Ленька, мать твою! Ты какого этого самого ломишься в помещение, как бульдозер?!
– Слышь, Трофимыч! А она опять там! – тыча заметно дрожащим пальцем через плечо, пробормотал запыхавшийся Ленька – Лежит в гробу, будто и не уходила никуда! Только уже в пальте и с сумкой!
– Кто в пальте? – не понял Трофимыч.
– Да покойница же! – плачущим голосом рявкнул Ленька. – Бабка Спиногрызова, кто же еще! Лежит в открытом гробу, как в корыте, мокрая, синяя и ручки в кулаке сжимает!
– Чьи ручки?!
– Да сумки же!
– Ты с ума сошел! – Трофимыч снял очки и отложил газету с кроссвордом, даже не заметив, что плюхнул ее в кружку с чаем.
– Не-а! – замотал головой Ленька. – Я своими глазами видел: лежит она в гробу как живая! То есть, наоборот, как мертвая! И в пальте! Слышь, Трофимыч, я все понимаю, но на фига ей там пальто?!
– Для сугреву, – машинально брякнул Трофимыч, поспешно напяливая телогрейку и от волнения не попадая руками в рукава. – А ну, сказочник, пошли посмотрим на твою мертвую красавицу!
Оступаясь на раскисшей тропинке, они прошагали к могиле, в полном молчании и таком же обалдении постояли у края ямы и, так и не произнеся ни слова, вернулись в сторожку.
– Так, Ленька! – преодолевая дрожь в голосе, распорядился Трофимыч. – Сиди тут, карауль объект, а я огородами в поселок побегу, в сельсовет, к телефону. Буду ментов обратно вызванивать!
– Сам карауль! – Ленька сложил грязные пальцы в фигу. – Я че, идиот, в потемках с бродячей покойницей кантоваться?!
– Тогда побежали вместе!