Кляча в белых тапочках
Шрифт:
Бросив на столе кружку с недопитым чаем и киснущей в нем газетой, шариковую ручку и новый китайский термос, Трофимыч запер сторожку на висячий замок, и следом за нетерпеливо притоптывающим копачом Ленькой порысил за шоссе к новостройке по кратчайшему пути к сельсовету. Стараясь не отстать от более молодого товарища, Трофимыч размеренно дышал носом и внимательно смотрел под ноги.
– Че стал, холера?! – раздраженно рявкнул он, когда плечистый Ленька неожиданно затормозил, загородив проход.
Копач молча посторонился, и Трофимыч увидел еще одно неподвижное
– Вот-те нате, хрен в томате! – плачущим голосом воскликнул деморализованный Ленька. – Еще один мертвяк! Батюшки святы, что же это творится!
– Не подходи! – закричал Трофимыч. – Бежим дальше, пусть себе валяется, жмуриком больше, жмуриком меньше, нам-то какое дело? Пусть менты их себе до кучи собирают!
Согласно кивнув, Ленька припустил по тропинке, подгоняемый Трофимычем, который даже не оглянулся на неподвижное тело у будки.
Как подъехала Иркина «шестерка», я не заметила и очнулась только при звуках знакомого голоса:
– Бомжуешь?
Против ожидания, голос верной подруги звучал не столько укоризненно, сколько сочувственно.
– Иришка, это ты? А мне тут по голове дали! – пожаловалась я, не открывая глаз.
– Давно пора! – проворчала Ирка.
Я почувствовала, как ее руки мягко ощупывают мою раскалывающуюся черепушку.
– Отползай от этого гроба, – скомандовала подруга, прикрыв дверь сортира. – Лежишь в тени, и без того ничего не видно в сумерках!
Вздрогнув при упоминании слова «гроб», я открыла глаза: действительно, уже темнело! С трудом скосив глаза на часы, я определила время: половина пятого. Сколько же я валялась сначала в бетонном саркофаге, а потом у подножия шедевра деревянного зодчества? Нет, сейчас не смогу подсчитать, уж очень голова болит, и мысли путаются.
– Может, у меня там перелом? – подумала я вслух.
– Топай к машине, переломанная! – Ирка быстро, но решительно отволокла меня в «шестерку» и усадила на переднее сиденье.
Машина мягко тронулась с места, а я снова закрыла глаза и поплыла по волнам. И милицейской машины, с которой мы разминулись на выезде из станицы, не увидела и не услышала.
Поздним вечером капитан Лазарчук писал отчет для начальства, отчего-то живо заинтересовавшегося происходящим в Приозерном. Пресс-секретарь ГУВД в приватной беседе с Серегой смутно намекнул на то, что это как-то связано с приближающимися выборами.
Выборы капитана интересовали, как рыбу зонтик, но отчета ждали именно от него, поэтому Серега и сидел в полночный час в полутемном кабинете, гоня прочь несвоевременные мысли о пропущенном ужине.
Проклятый отчет никак не вытанцовывался, получалась какая-то беллетристика, мистика с фантастикой.
– Итак, – Серега откашлялся и прочитал написанное вслух, проверяя звучание. – Такого-то числа такого-то
Капитан поморщился и задумался, можно ли так сказать: «В гробу, принадлежащем покойной гражданке»? Имеют ли усопшие право собственности и статус граждан? Подумав, он решил махнуть рукой на стилистические погрешности: пусть гувэдэшный пресс-секретарь сам правит отчет, если ему захочется. Лазарчук вам что, Пушкин?
– Без признаков насильственной смерти, – закончил он абзац.
И начал новый:
– В тридцати пяти метрах от открытой могилы Спиногрызовой К.М., под елью, была обнаружена хозяйка гроба…
Капитан скривился, как от зубной боли, но волевым усилием остановил руку, тянущуюся исправить корявый пассаж.
– Спиногрызова К.М., опознанная приглашенными для этой цели родственниками. Далее…
Капитан почесал в затылке, поймал вдохновение, как вошь, и с ускорением затарахтел на старой печатной машинке.
– По свидетельству обнаруживших тело неизвестной гражданки сторожа кладбища Степанова С.Т. и рабочего Михалева Л.Н., за пределами кладбища, на строительной площадке жилкомбината номер шесть, в момент пересечения упомянутой территории бегущими к телефону свидетелями, находился еще один труп неопределенного пола. Однако к моменту прибытия следственной группы этот труп исчез. Предположительно, уехал в автомобиле «Жигули 2106», свежие следы которого были обнаружены неподалеку на обочине…
Еще пара минут машинописных трудов – и Лазарчук поставил последнюю точку и смахнул пот со лба. А потом перечитал свой увлекательный рассказ о приключениях бродячих трупов и размашисто подписался: «Капитан Стивен Кинг-Лазарчук». Криво ухмыльнулся, скомкал бумагу, швырнул ее под стол и с протяжным вздохом заправил в машинку новый лист.
Я лежала в темной комнате с резиновым пузырем на голове. В пузыре был лед, кубики которого нервничающая Ирка извлекла из многоячеистого лоточка в морозилке, размашисто шарахнув перевернутой емкостью о стол, как это делают при игре доминошники. Грохот удара завершился нежным стаккато разлетевшихся по кухне ледяных кубиков. Я поморщилась, а Ирка проворно собрала ледышки, затолкала их в горлышко резинового пузыря, установила его в шатком равновесии на моей макушке и строго сказала:
– Я пойду сварю тебе бульон, а ты лежи тихо и не шевелись. А то грелка свалится.
– Холодилка, а не грелка! – буркнула я, чувствуя на своей макушке ледяную тяжесть полярной шапки.
– Грелку, если будет сползать с головы, лови и поправляй, – повторила озабоченная Ирка.
– Лови и поправляй! И это называется «не шевелись!», – съязвила я, чтобы замаскировать свои истинные чувства. На самом деле Иркина забота меня растрогала почти до слез.
– Ладно, – непривычно мягкая Ирка тут же со мной согласилась. – Тогда я принесу скотч.