Клятва француза
Шрифт:
– Ходил в бар, к Луи, – тихо ответил он.
– Обо мне языки чесали?
– Нет.
– А зачем тебя туда понесло?
– Вот, тебе принес… – Робер достал из кармана бутылку вина, стараясь не глядеть на отца.
– Что, деньги некуда девать?
– Я их честно заработал.
– Ну тогда пойдем, еще заработаем. Кроликов постреляем, – заявил отец, сверкнув налитыми кровью глазами.
Робер невольно отступил на шаг.
– Эй, ты куда? Пошли, поможешь отцу!
«Да, тебе надо помочь», – подумал Робер и вспомнил слова Луи.
– Лови! – прохрипел отец, швыряя сыну мешок, заляпанный высохшей кровью. – Будешь подстреленную дичь приносить. Как собака.
Робер опустил бутылку в
– Давай, шевелись! – буркнул отец. – Зря я тебя с бабкой оставил. Старая карга вырастила слабака.
«Похоже, снова бабушкину шкатулку нашел», – с ужасом подумал Робер. В шкатулке хранились немногие сокровища, оставшиеся в наследство от Мари: шарф, любимая брошь, флакончик лавандовой воды, библия, лупа, с помощью которой бабушка читала при свете свечи. Еще недавно там лежало бабушкино обручальное кольцо, но отец обменял его на выпивку.
Отец злобно бормотал себе под нос. Обычно Робер старался не вслушиваться, не поддаваться соблазну возразить: при малейшем неповиновении отец жестоко избивал сына. Сегодня терпение юноши лопнуло.
– Заткнись, старый пьяница! – заорал он.
Отец ошарашенно остановился, вскинул ружье и нацелил его на сына. Робер с вызовом поглядел на него.
– Ты что сказал? – заплетающимся языком переспросил Пьер Дюга.
– Что слышал! Ты жалкий старый пьяница. Давай, стреляй, сделай хоть что-нибудь стоящее в своей пропащей жизни, мерзкий забулдыга и трус!
– Трус? – прошептал отец, будто не понимая значения слова. – Я воевал…
– Врешь, не воевал ты! Это бабушка сражалась за свободу Франции, передавала сообщения, помогала бойцам Сопротивления, прятала раненых, меня вырастила. Ты не знаешь, что такое настоящая храбрость. Ты отсиживался на немецкой фабрике, пока твои соотечественники доблестно боролись с захватчиками. Ты не патриот, ты жалкий трус!
Пьер Дюга ошеломленно молчал.
– Стреляй! – отчаянно выкрикнул Робер. – Сделай мне одолжение. А за убийство сына тебя посадят в тюрьму, и ты там сгниешь. Поделом тебе! Лучше бы ты сдох в Германии. Давай, трус, убей меня, а потом себя пристрели, если смелости хватит. Подонок!
Глухо щелкнул предохранитель. Отец навел ствол ружья на сына.
Робер закрыл глаза и услышал сухой выстрел. Земля ринулась навстречу юноше, веки распахнулись от боли, и серое октябрьское небо почернело.
Глава 11
Вернувшись в университет после похорон, Макс сдал сессию и на каникулы уехал в Лозанну. Его присутствие помогло дедушке с бабушкой перенести смерть дочери, но Макс не стал рассказывать им об отце. Все эти годы мать скрывала свой роман с Килианом, и Максимилиану не хотелось бередить старые раны: в 1930-е годы беременность незамужней женщины считали позором.
После смерти матери Макс торопливо перечитал все письма и отложил их до лучших времен, чтобы спокойно и рассудительно ознакомиться с ними на досуге. К середине ноября в Страсбурге похолодало, пошел снег, туристический сезон окончился, в университетском городке остались одни студенты. Макс погрузился в занятия, но его не оставляло желание как можно больше разузнать о Маркусе Килиане. Полковник Килиан служил в вермахте, в архивах немецкой армии наверняка остались какие-то документы, в Германии, возможно, нашлись бы родственники. Впрочем, Макс не был готов встретиться с семьей отца, сперва он хотел как можно больше
В своем письме из Парижа Килиан упоминал ряд фамилий – с них и следовало начать. Вдобавок, существовал загадочный Лукас Равенсбург, который в 1946-м называл себя Люком Рэйвенсом. На его письме стоял почтовый штемпель города Инвернесс: похоже, в ту пору немецкая фамилия в Шотландии привлекла бы к себе нежелательное внимание.
Макс пересек небольшой «крытый» мост, давно утративший деревянную кровлю, и пошел по булыжной мостовой старой части Страсбурга – La Petite France, Маленькой Франции. Он напомнил себе, что обещал сводить Николя, своего приятеля, в ресторанчик «У моста Сен-Мартен» на берегу реки Иль. Очаровательное заведение облюбовали туристы, летом там было не протолкнуться. Макс остановился и задумчиво поглядел на живописные фахверковые дома с резными фасадами. Когда-то, в Средневековье, здесь жили дубильщики и кожевники, сушили кожи на покатых крышах, сплавляли товары по сети каналов, прорезавших город. В прошлом Страсбургом попеременно владели то Франция, то Германия, и туристы часто удивлялись, почему у французского города немецкое название. Местные жители невозмутимо пожимали плечами и объясняли, что на самом деле они – эльзасцы. Близость границы с Германией никого не смущала, однако во время немецкой оккупации населению под страхом смертной казни запретили говорить по-французски, а многих жителей принудительно призвали в нацистскую армию и отправили воевать.
Отец Максимилиана воевал в России. Наверное, под его командованием находились и солдаты из Страсбурга. Макс огорченно покачал головой и плотнее закутался в толстый шерстяной шарф, подаренный бабушкой. В юноше боролись чувства вины, стыда и смятения: его отец был частью проклятого фашистского режима!
«Я боялась, что ты его возненавидишь…» – вспомнил Макс слова матери, осознав, наконец, что она имела в виду: Маркус Килиан служил в немецкой армии.
Неужели полковник Килиан был истинным арийцем, придерживался нацистских убеждений?
Мать утверждала, что Маркус Килиан был человеком твердых моральных принципов, но Макс боялся, что его отец окажется военным преступником. Впрочем, из парижского письма Килиана следовало, что он впал в немилость и его сослали во Францию. Ильза Фогель считала, что он отказался выполнять приказы гитлеровского командования. Макс питал робкую надежду, что его отец восстал против фашистского режима.
Подобные опасения удерживали Максимилиана от розысков родных отца: кто знает, что обнаружится в ходе поисков? Тем не менее, он дал себе слово выяснить, как именно погиб Маркус Килиан. Макс пытался представить, что происходило в последние месяцы жизни отца, кто его убил, почему неизвестный француз не только отправил предсмертное письмо немецкого полковника, но и сопроводил его запиской. Поэтому Макс занялся поисками первого человека, упомянутого в отцовском письме. Впрочем, разыскать его не составило особого труда, и сегодня утром пришел долгожданный ответ из Регенсбурга. Максимилиан с трепетом вытащил письмо из почтового ящика, но читать не стал; нераспечатанный конверт до сих пор лежал в нагрудном кармане куртки.
Мать справедливо предостерегала Макса, что не стоит поддаваться навязчивым желаниям докопаться до сути. Коробка из-под обуви превратилась в своеобразный ящик Пандоры, ее содержимое таило в себе смертельный яд. Однако мать перед смертью раскрыла сыну свою тайну, понимая, что желание узнать правду об отце поможет Максу справиться с горестной утратой. Ильза оставила сыну немалое состояние, он мог безбедно существовать до конца своих дней, но продолжал занятия в университете, стремясь достойно завершить начатое, хотя осознание своего богатства тяготило Макса.