Клятва истинной валькирии
Шрифт:
В спальне их захлестнули первобытные инстинкты, одежда в одно мгновение оказалась на полу, тестостерон делал свое дело, искра разума едва тлела. Не было прелюдии и ласк, Мэй не пыталась сопротивляться, он совокуплялся с какой-то животной яростью. Жестко, яростно, но ее тело отвечало тем же – в нем нарастало дикое желание, и ей это нравилось.
Все кончилось очень быстро. Секс у преторианцев обычно протекал одинаково: безумное, дикое желание, бурное совокупление – а потом разрядка. Тело не выдерживало такого напряжения долго. Он упал, тяжело дыша, весь мокрый
Слепая страсть прошла, и желание ненамного ослабло. Уайттри откатился, дыхание его замедлилось. Он скоро будет в состоянии снова заняться любовью – если им этого захочется. Совокупление снова будет быстрым и яростным, но во второй раз мужчины держались дольше – и даже иногда разменивались на предварительные ласки.
Мэй лежала очень довольная. Да, все случилось очень быстро, но напряжение спало, и эйфория ненадолго отогнала беспокойные мысли. Имплант, почувствовав, что она хочет расслабиться, перестал действовать и более не вбрасывал в кровь гормоны. Руки задрожали – организм метаболизировал избыток химических соединений.
– Повезло мне, – резюмировал наконец Уайттри.
– Я была немного в подавленном настроении и…
Он засмеялся и погладил ее по волосам:
– Если тебе снова понадобится сеанс терапии на кушетке – я к твоим услугам. Нас тут еще месяц продержат.
– Тебе дважды повезло, – сказала она – и удивилась, сколько горечи послышалось в ее голосе.
– Ладно, не грусти. Скоро вернешься, – проговорил он, пытаясь утешить.
Мэй заложила руки за голову и вздохнула:
– Мне не следовало идти на похороны, вот и все.
Он перевернулся на бок и заглянул ей в глаза:
– Коскинен, она нарывалась сама. Она спровоцировала тебя. Мы были свидетелями. Несколько сотен человек, между прочим.
– Да, я понимаю, но все же ситуация непростая… Мне следовало выказать благородство. Развернуться и уйти.
Стоило ей вспомнить о Кави, как настроение сразу же испортилось. Вот тебе и передышка от грустных мыслей…
– Одно хорошо – я ее не слишком отколотила. Она недолго полежала в больнице, верно?
– Мэй, – протянул он. – Она до сих пор в госпитале.
Мэй резко села на кровати:
– Что?! Но ведь… прошло три недели! Сколько времени требуется, чтобы сопоставить кости и загипсовать перелом? Ее давно домой должны были отправить!
– Я ведь не доктор. Что мне сказали – о том и говорю. И Аддисон в госпиталь угодил – подрался. Кстати, из-за тебя. А сам твердит, что ты не виновата.
Мэй едва его слышала. Ей стало совсем неуютно: что происходит? Почему Кави мается в военном госпитале? Конечно, ей крепко досталось, но почему ей нужна интенсивная терапия?.. Ее должны были выписать… или нет?..
– Ты, главное, не волнуйся. От тебя сейчас ничего не зависит.
И Уайттри мягко привлек ее к себе:
– Еще?
Мэй кивнула – дескать, да, пожалуй, лишь бы не думать о Кави. А когда
Мэй вдруг разозлилась на себя – что за глупости? В особенности после того, как их отношения с Джастином зашли в окончательный тупик. Она даже хотела попросить Уайттри заняться с ней сексом снова, лишь бы воспоминания не лезли в голову, но он был полон других планов. Уайттри активно принялся упрашивать ее поехать на вечеринку к Желтым, но она отказалась. Но из соображений галантности он решил остаться у нее – по крайней мере дождаться, пока она не примет душ. В принципе, преторианцы формальностями и любезностями друг друга не баловали – он мог бы просто развернуться и убраться восвояси.
Мэй почти досушила волосы и внезапно услышала, как он зовет ее и стучится в дверь ванной комнаты. Она выключила фен:
– Что еще?
– Этот самый парень. С которым вы вместе в сенате были.
Что?! Нет, ей точно померещилось. Мэй накинула халат и вышла в коридор. Очутившись в гостиной, она остолбенела. На диване развалился Джастин собственной персоной. Причем пьяный в хлам. Он протянул ей бутылочку «Рии».
– Я не с пустыми руками! Но надо было сперва позвонить. У меня есть кое-какие догадки…
Мэй уставилась на него, не веря собственным глазам. Такого она точно не ожидала. Она до сих пор не могла принять и осмыслить то, что услышала в Масатлане. И от Эмиля.
Уайттри натянул рубашку и поцеловал ее щеку:
– Мне пора. Свяжись со мной, если передумаешь.
Он покинул ее квартиру, и Мэй подумала: а почему бы и не пропустить стаканчик «Рии»?
– Воды налей, – приказала она Джастину. – Я мигом.
Что бы ни случилось дальше, она была намерена одеться. Поэтому Мэй облачилась в футболку и домашние фланелевые штаны. Волосы она ни досушить, ни уложить не успела, но когда она вернулась и посмотрела на Джастина, то поняла – завтра утром бедняга будет страдать от амнезии.
Он, кстати, воды так и не налил, а растянулся на диване, прикрыв лицо ладонями. Мэй молча уселась в кресло напротив и набралась терпения.
– Значит, это был его первый и последний раз? – пробормотал Джастин. – Ты ведь с плебеями вторично не встречаешься, правда?
– Ты зачем пришел? – мрачно спросила она.
И сразу расстроилась – она-то хотела относиться к нему с истинным терпением! Джастин – не совсем в себе, бедняга. Однако обстоятельства к жалости или к толерантности не располагали.