Клятва истинной валькирии
Шрифт:
Она хотела сказать, что патрицианки так не поступают. Даже мужчина-патриций – и тот бы семь раз подумал, прежде чем записаться в армию. Ведь можно же жить на унаследованные деньги и пить коктейли на веранде.
– Женщины вроде вас поступают именно так, – строго проговорил он. – Вас ждут великие свершения. Это ясно как день. А для желающего совершить великое дело нет долга выше, чем служение Родине. Вам приходилось когда-нибудь бывать за пределами РОСА, мисс Коскинен? Конечно же нет. Вы, наверное, даже пределы территории нордлингов не покидали. Но я скажу, чего вы не видели – варварства,
Мэй слушала, боясь вздохнуть. Свет в его лице завораживал. Он искренне верил в то, что говорил, – даже если и действовал не с самыми честными намерениями.
– Прошу прощения, сэр, – тихо произнесла она. – Военная служба целиком и полностью состоит из следования приказам. В чем принципиальное отличие службы от моей жизни в доме матери или мужа?
Ган улыбнулся.
– Отличие в том, чьим собственно приказам вы хотите следовать. Ведь начальство выбрали именно вы. И вы будете знать, с какой целью вы так поступаете. У вас есть цель в жизни, мисс Коскинен?
У нее по спине пробежал холодок – но она постаралась не выдать беспокойства.
– Конечно, – вежливо ответила она. – Но я благодарна вам за совет. Мне теперь будет о чем подумать.
Но он посмотрел на нее, словно желая сказать: кого вы собираетесь обмануть?
– Я здесь пробуду по меньшей мере час – если вы захотите еще побеседовать. А потом мне пора обратно в «Густав». Ранний рейс, к сожалению, иначе бы я с удовольствием задержался на денек-другой.
– Ясно.
Неожиданно Мэй кто-то позвал, и она попрощалась с генералом. Сердце колотилось – и Мэй не очень понимала почему. Вероятно, на нее слишком подействовал его рассказ – сила и слава. Или ее впечатлила мысль о том, что можно взять – и отказаться от уготованной участи. А может, все случилось из-за того, что с ней наконец-то откровенно поговорили. Впрочем, она не особо стремилась к подобным признаниям, иначе уже бы давно нашла нужного ей собеседника…
Вечер тянулся и становился все более нудным. Ей опять улыбались, делали комплименты, она танцевала, пила шампанское. Потом у Мэй заболела голова, и она проскользнула на кухню за таблеткой. Но достать не успела – кто-то схватил девушку за руку. Она вздрогнула:
– Мэй, иди сюда.
В дверях отцовского кабинета стоял Крис Эрикссон – и заговорщически ухмылялся.
– Ты что здесь делаешь?
Ее удивило, что он посмел войти в святилище – в отцовский кабинет. То, что Крис обращался к ней как старый приятель, не вызвало у Мэй изумления. Эрикссоны и Коскинены дружили семьями, и Крис давно с ней флиртовал. Ухаживал он долго и упорно. Он ей, в принципе, нравился, но воспринимать его иначе чем друга не получалось.
Мэй принялась озираться по сторонам – надо, чтобы никто не увидел, как она уединяется с молодым человеком, мало ли что люди могут подумать… Потом она
– Что случилось?
Он, радостно блестя глазами, затараторил:
– Мы обо всем договорились! Я даже не думал, что дело уладится настолько быстро. Считал, нам придется еще несколько недель подождать. Или месяцев. Я знал, что многие сделают тебе предложение – но не ожидал, что твоя матушка ответит согласием прямо сегодня.
Мэй чувствовала себя так, будто пыталась понять речь на иностранном языке:
– О чем вы договорились?
– О нас с тобой. – И Крис взял ее за руки. – О том, что мы поженимся. Родители в восторге. Мы передадим твоей матушке часть акций, в смысле, долю партнера, и в течение года мы сможем организовать нашу свадьбу.
Крис хитро улыбнулся – правда, щеки эта улыбка вообще не затронула. Все Эрикссоны страдали от Каина, и Крис был вынужден сделать пару пластических операций.
– Я бы хотел устроить церемонию как можно скорее, но, наверное, придется не спешить… Надо хорошенько продумать детали…
Сердце ее упало.
– Но… никто не спрашивал моего согласия! Они… не могли договориться! И я не… – Она заколебалась, потому что не могла сказать: – «Я ни за что не выйду за тебя замуж».
Она бы никогда ни за кого из них не вышла.
Криса это совсем не обескуражило:
– Так я сейчас и спрошу!
К ее вящему ужасу, он встал на колени – все происходило в отцовском кабинете – и вытащил из кармана пиджака коробочку с кольцом.
И открыл ее с гордым видом – там блестело что-то огромное и ужасное на вид.
– Май Эрья, – проговорил он, все еще улыбаясь, словно они только что посмеялись над хорошей шуткой, – я предлагаю тебе руку и сердце! Окажешь ли ты мне честь стать моей супругой?
Мэй простояла несколько жутких мгновений. А потом у нее вырвалось:
– Нет! Не могу! И не буду! Это неправильно! Так… так нельзя!
И не ожидая ответа, распахнула дверь и бросилась вниз по коридору – на кухню. Матушка за что-то ругала Клаудию, сестру Мэй. А Сайрус стоял, прислонившись к стене, и ухмылялся.
– Матушка! – воскликнула Мэй. – Да что здесь…
Мать резко подняла руку:
– Тише. У нас важный разговор.
– Вы меня продали! Что может быть важнее!
Рассерженное из-за Клаудии, лицо матушки вдруг приобрело растерянное выражение. Потом она облегченно вздохнула:
– Ах, ты об этом…
Мэй распахнула глаза, не веря тому, что услышала:
– Да, об этом! Это что, мелочи, по-вашему?! Мы что, в романе о временах Регентства живем? Когда женятся на приданом, а не на невесте?!
– Сколько эмоций! – презрительно фыркнула мать. – А то ты не знаешь, что подобные сделки заключаются повсеместно.
Матушка говорила чистую правду. Плебеи считали такие обычаи устаревшими, однако для богатых представителей каст брак по сговору не считался чем-то из ряда вон выходящим.
– Обычно девушку хотя бы спрашивают, хочет она замуж или нет!
– А зачем? Ты разве предпочла бы кого-то другого?
– Да я никого бы не предпочла! Я не хочу замуж! – заявила Мэй. – Пока не хочу, во всяком случае.