Клятва киммерийца
Шрифт:
— Я должен все объяснить Ретане. Представляешь, что произойдет, когда бедная девочка обнаружит его исчезновение? Она же просто с ума сойдет! А за меня не беспокойся. Поезжай вперед, я вскоре вас догоню.
— Ну, что ж, если ты так считаешь…
Еще бы! Ллеу не выполнил еще и половины из того, что задумал. Стоило его спутнику вместе с Энаром скрыться из виду, как он произнес, словно обращаясь к самому себе:
— Представление должно состояться… Эти же слова он повторил вконец перепуганной и растерянной Ретане:
— Не бойся. С твоим любимым все будет хорошо, поверь. Мой друг сумеет защитить
— Я не верю тебе, не верю, не верю!.. — рыдая кричала Ретана. — Ты специально стараешься меня напугать!.. Где Энар?! Я хочу увидеть его! Наша свадьба… мы собирались объявить о ней после завтрашнего представления…
— Что? О какой это свадьбе ты говоришь? — матерчатый полог шатра приподнялся, и на пороге возник пожилой мужчина, которого Ллеу уже видел — тот показывал такие удивительные фокусы, словно был настоящим чародеем.
Не обратив внимания на парня, мужчина почти с ужасом глядел на Ретану.
— О моей… — пролепетала та. — Иоменри, мы с Энаром…
— Но это невозможно, девочка моя! Послушай… О, если бы я знал раньше… — факир с горечью покачал головой. — Энар, которого я вырастил после смерти его матери, должен был погибнуть вместе с нею, моей дорогой Руммой… но я вымолил его у богов. Однако было мне тогда же видение. Явился мне некто, лица которого не видел сначала, но он сиял, как тысяча солнц, так что я едва не ослеп… и возвестил, что сын мой будет жить, покамест не изберет себе спутницу и не решится вступить с нею в союз. А тогда, в последний день перед свадьбой, он погибнет, пораженный в том деле, которым будет владеть в совершенстве. И тот, который блистал, обжигая слепящими лучами душу мою, спросил, согласен ли я на такое либо же позволю сыну умереть немедленно. И я согласился, ибо не мог, потеряв Румму, отдать и его. Всю свою жизнь я посвятил своему сыну. И ты не сумеешь… стать его убийцей, Ретана! Тот вестник… едва только прозвучали слова мои, и я сказал: «Пусть так, но только не отнимай его у меня теперь…» — открыл мне лицо свое, и было он черным, словно сама ночь, и словно высеченным из камня. Прекраснее лица я не видел и не мыслил, но и страшнее — тоже. Само зло глядело на меня из его неумолимых глаз. Он жутко рассмеялся… и исчез. О, Ретана, лучше бы Энар умер тогда, ребенком, ибо дети, еще не привыкшие жить, уходят легче…
Факир закрыл лицо руками. Девушка не сводила глаз с Ллеу, чьи слова обрели теперь столь неожиданное и страшное подтверждение.
— Но мы любим друг друга, — тихо сказала она.
— Да, — подавленно кивнул Иоменри, — и, отказавшись от тебя, мой сын, если и сохранит свою жизнь, навсегда останется несчастным и проклянет меня, выкупившего его когда-то столь дорогою и страшной ценой! Ибо я решил за него, и лущу своего сына продал за жизнь его, чтобы сохранить его для себя.
И несчастный отец обнял потрясенную невесту своего
Ллеу подошел к ним.
— Нет, Иоменри, Энар не умрет и будет счастлив с Ретаной. Я знаю, как сделать это!
Факир с трудом расцепил руки и в недоумении позарился на незнакомца.
— Кто ты? И о чем говоришь?
— Я из племени лесных прорицателей, Всевидящих, но наполовину человек, — ответил юноша, — выслушай меня, Иоменри. Я увидел, что твоему сыну грозит близкая смерть, и сказал об а этом ему и Ретане. Но они не поверили мне, прогнав прочь. Я ушел, однако позже вернулся с моим другом, и мы увезли Энара силой, чтобы завтра нога его не могла ступить на канат. Но представление должно состояться, ведь тот, кто придет наутро за Энаром, будет ждать исполнения обещанного. Вот только сразиться ему придется не с тем, с кем он ожидает, а со мной.
— С тобой? — изумился факир. — Но ты… разве у тебя есть опыт в деле, коему сын мой Энар обучен сызмальства? Если нет… то ты напрасно погубишь себя, а ему ничем не поможешь
— Не думаю, — упрямо сказал Ллеу. — Асвельн, прародитель антархов, хранит меня; и мои лесные отцы со мною; и дух великого Аватары Шин-дже-шедда, умершего за меня. Если я пройду от шеста до шеста, заклятие будет снято. Я облачусь в одежды Энара, и еще… если ты дашь мне немного твоей крови, Иоменри, и назовешь своим сыном, то у нас все получится.
— Немного крови? Да я отдал бы за своего сына ее всю, капля за каплей!.. — теперь факир смотрел на Ллеу уже с надеждой.
— Но Энар ведь должен был не просто пройти, — подала голос Ретана. — Он должен был сделать двойное сальто в воздухе, перепрыгнув через меня…
— Я сделаю все. Не бойся; я ведь не случайно остался здесь. — Юноша вытащил свой верный нож.
— Иоменри? Ты готов?
— Да, — произнес факир.
Ллеу разрезал себе ладонь и протянул ним ему. Не мешкая, Иоменри сделал то же самое и взял юношу за руку.
— Я признаю, что ты мой сын… Энар.
— Я признаю тебя своим отцом, Иоменри.
Они взглянули в глаза друг другу, и факир склонил голову: на миг ему и впрямь показалось, что вместе незнакомого лица он видит дорогие его сердцу черты…
Ллеу и Энар были примерно одного возраста и телосложения, и даже одежда, в которой молодой акробат выполнял свои трюки, сидела Ллеу так, словно была сшита по его мерке.
…Утром с восходом солнца они покинули шатер.
Постепенно на представление начал собираться народ. Как это случалось уже не раз, человеческая сущность Ллеу трепетала перед тем, что ему предстояло совершить, но отступать было поздно.
Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, он заставил себя сосредоточиться на том, что делали актёры, выходившие прежде, чем Энар и Ретана; их номер, как он знал, был гвоздем программы, и люди ждали его с нетерпением, больше даже, чем удивительных манипуляций, что совершал Иоменри. Ибо великому множеству сердец весьма по вкусу, когда кто-то на потеху им рискует жизнью.
Наконец, его время пришло. Едва коснувшись рукою одной из двух высоких опор, на которых был закреплен канат, Ллеу внезапно совершенно успокоился и полез вверх так уверенно и ловко, словно проделывал подобное множество раз.