Клятва киммерийца
Шрифт:
— И что?
— Ничего. Сейчас я нам с тобой подыщу провожатого. Подожди… молчи пока.
Киммериец так и сделал. В полной тишине слышно было только, как где-то падают капли воды — медленно и редко. Потом он уловил что-то вроде хлопанья крыльев, и почти сразу услышал возмущенное и испуганное верещание.
— Мышка, мышка, — со злорадным смешком произнес Ллеу, — что, мышка, влипла? Жирная потому что. Обожралась, гадина. Резвость потеряла. Да ты, мразь, не кусайся! Конан, ты здесь? Я тут упыренка отловил, — после этих слов последовал хруст тонких костей и чего-то
— Эй, ты что там с ним делаешь? Жрешь живьем, что ли?!
— Вот еще! Терпеть не могу сырой упырятины. Воняет противно, жесткая, да еще полный рот шерсти. Отплевывайся потом… Я ему просто крыло порвал. Отлетался, мерзавец. Остальные уже не полезут. Вон он как орет. Сигнал опасности. Точно не полезут — трусливые они все. А ты, мышка, давай-ка, показывай дорогу. Иначе — придушу.
— Он что, понимает?
— А как же. Все они понимают. Жить захочешь, научишься. Пошли, Конан.
Нежить, очевидно, действительно осознала всю серьезность своего положения. Она исправно пищала, если Ллеу поворачивал не туда, куда следует, покорно выполняя роль провожатого. Идти — а местами и ползти по воде — пришлось долго. Наконец, юноша снова остановился.
— Так. Теперь опять подъем. Вижу… Давай! Но помни: как только мы высунемся, нас встретят, причем не думаю, что рыдая от восторга.
Он одним движением свернул шею проводнику и отшвырнул тело упыря в сторону. Быстро поднявшись по ступенькам, Ллеу нащупал головой еще одну дверь, отодвинул ее — и одним прыжком вылетел на поверхность, тут же присев, подобравшись в полной готовности щ атаке. В тот же миг варвар оказался с ним рядом. Это была та зала, в которой ночью происходила жуткая оргия смерти. Гроб с телом Паука стоял на прежнем месте, а то, что осталось от растерзанных тел его жертв, было уже убрано.
Нечто, полузверь-полуптица с перепончатыми крыльями, острым клювом и широко расставленными когтистыми лапами, стремительно спикировало сверху, но юноша неуловимым движением уклонился, а киммериец ударом мелькнувшего в воздухе меча разрубил гадину пополам.
— Прикрой меня! — крикнул Ллеу, короткими перебежками устремляясь к гробу.
Нежить налетала со всех сторон.
Конан крутился волчком, вращая мечом с немыслимой скоростью, отбиваясь сам и защищая своего спутника, которому твари норовили вцепиться в глаза. Но вот Ллеу вспрыгнул на возвышение — и оказался лицом к лицу со страшным мертвецом.
В гробу лежал сморщенный старичок с непропорционально огромной, совершенно лысой головой и огромными же, широко распахнутыми остекленевшими глазами, веки которых невозможно было закрыть. Здесь, в непосредственной близости от его тела, нежить отступила — очевидно, полагаясь на силу самого Паука, а варвар внизу продолжал держать оборону, отбиваясь от целой орды разномастных тварей, тучи которых заполнили собой залу. Медлить было нельзя ни секунды. Ллеу протянул руку — и одним резким движением сорвал ожерелье с шеи покойного.
Из глаз Паука в этот момент вытекла какая-то черная жидкость, а тело его судорожно дернулось — но этого юноша уже не видел.
Не выпуская ожерелья, он спрыгнул вниз, и в этот момент в зал ворвались пятеро или шестеро из четырнадцати колдунов во главе с изувером-кхитайцем.
— Ну, мерзавцы! — яростно выкрикнул юноша, высоко поднял над головой руку, сжимающую смертоносное ожерелье. — Подходите, кто самый смелый!
Он стремительно отступал, плечом к плечу с киммерийцем. Кхитайский маг первым пришел в себя и бросился на них — но острие меча Конана вонзилось в грудь и прошло насквозь, пропоров спину. Изувер захрипел и задергался, истекая кровью. Варвар опустил меч, прижал тело кхитайца ногой и выдернул лезвие. Остальные соваться уже не осмелились, а морион в руке Ллеу надежно защищал спутников от собственно магического воздействия — нападать на нового владельца ожерелья было чистой воды безумием.
Оказавшись на улице, оба, не сговариваясь бросились бежать со всех ног до самых городских ворот, по дороге прихватив чьих-то лошадей за своими возвращаться времени не было и стремительно покинули Зильбербург.
Только когда они отъехали на достаточно безопасное расстояние, киммериец заметил, что с Ллеу творится что-то неладное. Парень едва держался в седле. Варвар остановился сам и помог спешиться другу, продолжавшему судорожно сжимать в руке ожерелье.
— Не трогай его, — предупредил юноша, — опасно.
— А я и не собираюсь. Да разожми ты руку Ллеу медленно разжал пальцы, и ожерелье скользнуло на землю. Ладонь юноши была обожжена и выглядела как сплошная рана. Зеленые глаза стали белыми от невыносимой муки, губы кривились и прыгали.
— Конан, — он вынужден был опереться на плечо друга, ибо ноги не держали его, — Аватара… не ошибся в нас. Паук больше не смол вернуться. А это, — он указал на морионовое ожерелье, черной змеей извивающееся в траве, — надо сжечь. Седьмая дверь закрыта. Последняя…
— Разве камни горят? — усомнился варвар.
— Еще как, — подтвердил его спутник, стараясь улыбнуться.
Глава пятая
Наконец морионовое ожерелье было уничтожено. Теперь спутники могли взять путь на Хааген. Слишком дорого обошедшаяся беспечность многому научила Ллеу, и он стал куда осторожнее и сдержаннее, а на вино какое-то время вообще смотреть не мог, словно записной трезвенник.
И еще юноша старался ни на шаг не отходить от Конана: держаться вместе было безопаснее.
Варвар с любопытством наблюдал за товарищем. Ему было даже интересно посмотреть, надолго ли хватит Ллеу — не связываться со всеми подряд женщинами, не напиваться до бесчувствия в каждом кабаке, не ввязываться в многочисленные драки и прочая, и прочая…
Аскетизм был совершенно чужд природе зеленоглазого юноши, появившемуся на свет в небольшом глухом селении, а последние два года вообще проведшему прикованным к стене и испытывая жестокие мучения.