Клятва киммерийца
Шрифт:
— Проведи нас через горы. Нам нужно а Ландхааген. Нас ждут двое детей.
— Мррт… моррт… — прорычало вдруг чудище и умолкло.
— Что? Мертв? Мертвы?.. — с ужасом осознал Ллеу — Кто, дети антархов? Они погибли?
Гэтткт склонил голову, подтверждая страшную догадку.
— Это неправда, — твердо возразил юноша, — Нет! Я чувствую, что род антархов не угас окончательно. Мы найдем их! Где бы они ни были, что бы это ни стоило — мы найдем!..
Несмотря на уверенность, которую Ллеу изо всех сил старался
Они не могли полностью исключить того, что косматый великан прав. И тогда выходило, что все их неимоверные усилия были бесплодны.
Большей несправедливости трудно было вообразить — но ведь они знали, что жизнь вообще достаточно жестока и несправедлива. А если в дело вступают темные магические силы, то и полают. Логики у судьбы в таких случаях не больше, чем у пускающего слюни идиота…
А ведь они были уже так близко! Всего несколько дней пути!..
Ллеу решительно поднялся, крепко стиснув зубы.
— Меня ничто не остановит!
Варвар встал с ним рядом. Да, другого пути у них не было. Пусть искать двоих детей, неизвестно куда заброшенных судьбой и вообще незаметно, в самом ли деле числящихся еще среди живых, было все равно, что иголку в стоге сена, — по-другому поступить было невозможно. Они не видели последних из рода антархов мертвыми, а значит, оставалась, пусть призрачном, но надежда, которая заставляла громче биться два отважных сердца, сделавшихся как бы одним целым.
Теперь у спутников не было врага, страшнее отчаянья. И этому врагу двое мужчин снова бросили дерзкий вызов.
Глава седьмая
Огонь догорал, и накормить его, чтобы он продолжал свой безмолвный, танец, было нечем. Ванкрид посмотрел на Таону; она, казалось, тихо спала, инстинктивно стараясь держаться поближе к огню. Почти прозрачные веки однако чуть подрагивали; почувствовав взгляд Ванкрида, она повернулась к нему.
— Мангельда не вернется, Таона, — жестко проговорил он. — Как и все, кто ушел прежде.
Она отвернулась. Ей было все равно.
Таона давно перенесла пик голода и страха. Ей уже ничего не хотелось, и ее ничто не могло напугать либо встревожить.
Ледяной мрак за проемом окна, затянутого бычьим пузырем, вспучивался и шевелился, ожидая смерти огня и момента, когда он сможет ворваться в хижину и заполнить ее целиком.
— Кроме нас никого не осталось, — продолжат Ванкрид. — Я знаю, прежде меня сочли бы негодным для того, чтобы выполнить долг. Но теперь никто не может запретить мне идти: все равно, больше некому… Все умерли, один за другим Ты понимаешь, Таона?
Эй, ты слышишь меня?..
Она молча кивнула. Ванкрид удовлетворений умолк, затем заговорил снова:
— Мы уже сожгли все, что могло горсть, И съели то, что могли заставить
Он говорил о том, что Таоне и без него было отлично известно, и она удивлялась, к чему Ванкрид тратит последние силы на болтовню.
— Холодно, — бесцветно сказала она, съеживаясь в комок и подтягивая колени к животу.
— Когда огонь умрет, станет еще холоднее, — возразил, продолжая гнуть свое, Ванкрид.
Порывы ветра били в стены, остервенело стараясь разрушить шаткую постройку. Ветер выл и хохотал, упиваясь своей властью.
Наблюдая из-под густых ресниц за Ванкридом, Таона увидела, что он стал и начал натягивать на себя всю одежду, какую смог найти.
— Я ухожу, Таона. Лучше умереть в пути, чем лежать здесь, мучаясь от голода.
— Ты ребенок, — она, наконец, разлепила губы, но ее голос прозвучал, как тихий шелест. — Ты не можешь…
— Я мужчина, — возразил Ванкрид. — И я воин. Я — последний антарх на земле.
— Твои руки слишком слабы, чтобы удерживать меч. И даже тетиву лука натянуть ты не в силах.
— Но у меня есть ножи! — воскликнул мальчик. — Они заменят мне меч и лук. Ты, верно, плохо знаешь меня, маленькая Таона; если мне суждено погибнуть, то в бою, как подобает мужчине, а не крысе, попавшей в мышеловку. Напрасно ты стараешься удержать меня; волк в капкане перегрызает себе лапу и умирает свободным. Разве я хуже волка?! Пусть лучше кровь вытечет из меня, чем замерзнет в жилах.
— Ты бросишь Хааген, последний антарх? Или ты забыл, что мы Хранители? И ты… бросишь меня одну умирать?
— Я люблю Хааген. Но одно лишь мое присутствие не спасет его и ничего не сохранит. Я уйду, чтобы вернуться… а ты — о, ты, конечно, пойдешь со мной!
Ванкрид стоял перед нею, полностью одетый, и ремень, удерживающий за его спиной колчан и лук со стрелами, пересекал грудь мальчика. На мгновение Таоне почудилось, будто сам их великий предок, сияющий Асвельн, предстал ее глазам и велит следовать за собой.
Девочка подчинилась и, по примеру Ванкрида заставила себя подняться на ноги и облачиться в сшитые из шкур одежды.
Ванкриду минуло двенадцать зим, Таоне десять… Они не были братом и сестрой, однако выросли вместе. И даже черты их лиц были чем-то схожи.
Неестественно огромные, широко расставленные ярко-голубые глаза в пол-лица под идеальной формы дугами бровей, короткий нос, казавшийся чуть вздернутым, и полные, четко очерченные упрямые губы, волевой подбородок… Разве что у девочки брови были чуть потоньше и абрис лица несколько нежнее.