Клятва, которую мы даем
Шрифт:
– Мне недостаточно того, что я хочу их выкупить. Их разведданные о киберугрозах слабы, и это еще мягко сказано. Реагирование на инциденты слишком медленное, – я прижимаю большой и указательный пальцы к глазам, надеясь, что от этого пульсация пройдет. – И я чертовски ненавижу владельца.
Он смеется. Тот самый смех, который я слышал почти каждый день в своем доме на протяжении всей своей жизни. Глубокий, исходящий из живота. Интересно, будет ли этот звук отдаваться эхом в коридорах, когда его не станет, или время
Смерть – не враг.
Враг время.
– Да, он немного засранец.
Я насмехаюсь. Это мягкая оценка.
– Сынок, – его рука ложится на мою и сжимает ее. – Я знаю, что в твоем возрасте это много. Когда мне было двадцать два, я пытался понять, в какой бар я пойду. Я не хотел отдавать компанию в твои руки так рано, но...
– Я знаю, – говорю я просто. Ему не нужно тратить силы на то, что я и так понимаю. – Все в порядке.
– У тебя всегда это хорошо получалось, – появляется его беззубая улыбка. – Знающий.
Суровый диагноз, поставленный моему отцу прошлой осенью, означал, что в двадцать два года мне придется возглавить «Хоторн Технолоджи» в качестве исполняющего обязанности генерального директора, пока я не передам его по наследству. Я рано окончил школу и уже начал работать под его началом в компании, к большому неудовольствию многих людей.
Возможно, они бы помогли, если бы знали, что последнее, чего я хочу, – это учиться управлять многомиллиардной компанией. Однако я знаю, что их беспокоит не мой возраст.
Нам всем приходится идти на жертвы, и слушать шепот в офисе по поводу моей умственной состоятельности – это то, с чем я готов мириться ради него. Он любит меня, многое для меня сделал, и дать ему уверенность в том, что наследие нашей семьи находится в надежных руках, – это меньшее, что я могу сделать.
– У тебя хорошие инстинкты. Самые лучшие, Сайлас. Доверяй им всегда. Ты не потерпишь неудачу, – сурово говорит он, вселяя в меня уверенность. – Я сообщу совету директоров, что мы не будем двигаться вперед с «Синк Технолоджи».
Мой телефон пикает в кармане, когда я киваю ему. Вытащив его из переднего кармана, я вижу сообщение от Рука. Когда телефон разблокируется, созданный им групповой чат уже открыт, а самым последним сообщением является его фотография с сигаретой во рту, когда он отдыхает на пляже.
Солнце отражается от черных солнцезащитных очков, которые он носит, и на его коже проступает загар, которого я никогда раньше не видел. На груди у него несколько новых татуировок, и это заставляет меня задуматься о том, что мы пропустили в жизни друг друга из-за расстояния. Однако его ухмылка говорит о том, что это все тот же Рук, все тот же парень, которого я всегда знал.
Тэтчер: Твоя грудь похожа на школьную парту.
Рук: Я обнимался с кактусом и он нежнее, чем ты.
Я
Все чувства Тэтчера связаны с Лирой. Для остальных у него ничего не осталось.
Алистер: Заткнись, мать твою.
Вот он. Отец Колдуэлл спешит на помощь. Удивительно, что он не посоветовал Руку пользоваться солнцезащитным кремом. Мы отдалились друг от друга, но в глубине души мы будем знать друг друга до седых волос.
Время, пространство, расстояние, смерть.
Ничто из этого никогда не отнимет у нас того, что мы знаем наверняка — что мы знаем друг друга до глубины души. Мы никогда не говорим об этом вслух, это просто предрешенный вывод.
Мы те, кто мы есть. Неважно, куда мы идем и как меняемся, всегда останется эта узловатая, перекрученная нить, связывающая каждого из нас. То, что мы нашли друг в друге в детстве, мы не хотим отпускать никогда.
Они для меня братья. Каждый из них. Крепче любой крови.
Тэтч – единственный парень, с которым я регулярно вижусь: мы оба решили остаться в Пондероза Спрингс после ареста Стивена Синклера. Мы даже вместе закончили колледж, и остальные ребята приехали поддержать нас.
Два года.
Прошло два года с тех пор, как мы нажали кнопку «play», чтобы начать жизнь без мести. Кажется, что они пронеслись так быстро, будто время совсем не прошло, а еще вчера я хоронил тела.
И все же я чувствую это в своей груди.
Время, которое ускользает от меня.
Оно измеряется моим горем и его этапами.
Принятие было самым болезненным.
– Как мальчики? – мой отец кашляет в кулак после вопроса, вероятно, уже заглянув через мое плечо на экран телефона. Он всегда был таким любопытным.
– Живы, – хмыкаю я, еще больше опускаясь в кресло.
– Шокирующе.
Уголки моего рта подергиваются. Он даже не представляет, насколько это шокирует. То, что мы пережили все предательства и смерти целыми и невредимыми и каким-то образом смогли двигаться дальше, как будто этого вообще не было.
По крайне мере, снаружи.
На каждом из нас остались шрамы, которые никогда не исчезнут. Глубокие раны, кровоточащие друг в друге, которые можем видеть только мы. Мы вышли живыми, но не невредимыми.
– Алистер только что женился, – говорю я ему, потому что именно так нормальные люди рассказывают о своих друзьях. Делятся обычными новостями из своей взрослой жизни.
Я чувствую тяжесть его взгляда и оглядываюсь на него. Его глаза расширились, а брови застыли в скепсисе.
– И девушка согласилась? Она пошла к алтарю по своей воле?