Клятва при гробе Господнем
Шрифт:
Глухой, бешеный смех вырвался наконец из груди Косого. Он оглянулся кругом, на толпу князей и бояр, с презрением смотрел на Софию, которая вне себя от ярости рвала с него пояс слабыми своими руками. "Постой, Великая княгиня, дай мне самому отстегнуть и снять! Отойди на час!.." — закричал он диким каким-то воплем и оттолкнул от себя легонько Софию, которая от этого легкого толчка едва не слетела с ног.
— Отдай пояс, — кричала София, — отдай пояс. Этот пояс был подарен покойному тестю Димитрию Иоанновичу, тестем его, Константином Димитриевичем.
"Он самый, клянусь всем, что есть святого!" — вскричал наместник Ростовский, едва держась на ногах.
Тут, в неистовстве, вскочил со своего седалища Шемяка. Скамья, на которой сидел он, полетела на пол. И с неописанным свирепством закричал он громко: "Княгиня! еще одно слово и — я клянусь тебе вторым пришествием Господним — ты раскаешься в своем безрассудстве!"
— Он убьет ее! — провозгласили многие бояре и обнажили мечи. Шемяка не внимал ни клика их, ни звука мечей. София не слыхала слов его в запальчивости. Тут высоко поднял Шемяка кубок, перед ним стоявший. "Так, да расточится злоба твоя!" — вскричал он и с размаха ударил кубком об стол: дорогая хрустальная чаша разлетелась вдребезги, кубок согнулся, красное вино, бывшее в нем, потекло ручьями по скатерти. Шемяка бросился к брату, видя уже несколько мечей, на него устремленных. Князья и бояре, многие старались уйти из залы, другие бросились защищать Софью Витовтовну, третьи спешили позвать стражу.
Косой, как мертвец бледный, остановил Шемяку. "Стой, брат! — сказал он, дрожащим, прерывающимся голосом. — Кровь христианская готова обагрить землю. Может быть, мы с тобою стоим в сие мгновение на праге вечного судилища… Если они хотят зарезать нас, как Святополк зарезал Бориса и Глеба — Божья воля!" — Он расстегнул пояс свой и кинул его на стол. "Вот мой свадебный подарок брату Василию!"
— И давно бы так, — сказал князь Зубцовский, — и все бы сладилось. Эх! какой народ… Господи! твоя воля…
"Спорят о мешке, а в мешке ничего нет!" — примолвил кто-то.
Поступок Косого как будто образумил всех. Князь Ярославский, князь Зубцовский, Юрья Патрикеевич стали между Косым и Софьею, которая как будто пробудилась в сию минуту от бешенства сожигающей тело горячки и почувствовала безрассудство, безумие своих поступков… "Ну, ну! кончено, кончено…" — говорила она, отходя в сторону.
— Князь Василий Юрьевич, княгиня, князь Димитрий Юрьевич — полно, полно — что за грех такой… — говорили князья,
"Брат! — сказал Косой, взяв за руку Шемяку. — Князья! — продолжал он, обращаясь на все стороны. — Что это было? Сновидение, или меня кто-нибудь обморочил?"
— Ничего, ничего! Что за пир без побранки! Экая невидаль!
Косой крестился обеими руками. "Меня — баба — обесчествовала — меня — перед князьями! А! голова моя! Ты еще у меня на плечах!" Он сжал кулаки и громко заскрежетал зубами.
— Тише, князь! — шепнул ему Можайский.
"Ну, после рассудим, — говорил
— Что это значит? Куда, князья, бояре? — вскричал Шемяка, вырываясь из рук Верейского. Он взялся за свой меч.
Софии уже не было в палате. Ее уговорили уйти. Пиршество свадебное представляло зрелище страшного беспорядка.
— Ничего, ничего, сладим, помирим! Великое дело: лишнее слово сказано! — говорили князья-старики. — Эдакая Витовтова кровь! — Вот свадебку отпраздновали! — раздавалось со многих сторон.
"Теперь о мире говорить еще нечего, князья. Меня обругали, оборвали, как презренного раба, как колодника на площади! Где меч мой? Отдайте мне меч мой! Разве я пленник здесь, а палата великокняжеская тюрьма моя?"
— Князь Василий Юрьевич, — сказал князь Ярославский, — успокойся…
"Отдай мне меч — я еще не пьян, хоть и крепким вином напоили меня. Неужели вы боитесь отдать мне меч мой? Драться я не стану и — надеюсь, что меня еще не тотчас зарежут".
— Что за речи такие! — сказал Константин Димитриевич. — Мы тебе ручаемся.
"А если у тетушки уже подготовлены убийцы наши, то мы продадим свои головы не иначе, как за полдесятка голов каждую!" — вскричал свирепо Шемяка, положив руку на свой меч и до половины извлекая его из ножен.
— Мы все отвечаем за вашу безопасность! — говорили князья Тверской, Ярославский, Зубцовский, Рязанский. — Пойдем вместе! Кто из бояр и князей московских осмелится противоречить, тот заплатит дорого!
Бояре сих князей и спутники Косого и Шемяки сдвинулись в одну толпу. Юрья Патрикеевич, представлявший самое жалкое лицо во время ссоры, выступил вперед и говорил, что князья могут быть уверены в своей безопасности. — "Огня! Пойдем!" — раздались голоса князей. Косому подали меч его. Все князья и бояре оставили палату.
"Ну, уж было дело!" — сказал князь Рязанский Тверскому.
— Вот чему дивишься! — отвечал Тверской. — Посмотрел бы ты в старину: бывало без шуму ни одно веселье не кончалось и часто доставалось даже ребрам; теперь-то уж вы все выродились…
"Что же? — шепнул Юрья Патрикеевич, отведя в сторону князей Можайского и Верейского. — Теперь ли их взять или после, ночью? Я окружил уже весь дворец воинами: только с крыльца — и в цепи".
— Видишь, что нельзя, — отвечал Можайский, — при князьях. Зачем было вам затевать такое позорище? Сами виноваты!
"Как же быть? Ведь княгиня может на меня осердиться!"
— Я послал уже сильные отряды к их дворам. Живых ли, мертвых ли, но мы их достанем.
"Пособи нам, всемогущий и благий Господи! А, правду сказать, княгиня слишком погорячилась…" — Юрья Патрикеевич боязливо осмотрелся кругом, произнося сии слова.
— Да, чего тут: заварили вы кашу — теперь масла жалеть не надобно, и — Бог знает, как ее расхлебать придется!
Глава V