Клятва при гробе Господнем
Шрифт:
"Чувствую, чего лишился я с тобою, чувствую, что с тобою много я потерял!" — говорил Косой.
— Великий ум государственный, великий муж совета, — сказал Гудочник, смотря на бездыханный труп Иоанна, — и горе тебе, что ты более верил уму людей, а не сердцу, не душе их!
"Велите немедленно отвезти тело в дом его, — сказал Косой. — Честь праху его будет воздана великая". Он сам задернул тело Иоанна его окровавленным боярским одеянием и отвел Гудочника в сторону, "Старик! — сказал он, — забудем все, что было. Отныне ты видишь во мне своего покровителя. Говори мне смело, говори все! Чего тебе надобно? Денег? Почестей?"
"Ничего, князь Василий Юрьевич! Позволь
— Смотри, брат! — вскричал Косой, пробежав письмо и отдавая его Шемяке. — Изменник, клятвонарушитель, предатель! Зачем письмо это не было раньше в руках моих! — Шемяка прочитал письмо и не мог опомниться от изумления.
В это время поспешно вошел Димитрий Красный и с ним Морозов. Дикий, глухой крик вырвался из груди Косого, когда он увидел Морозова.
— Зачем явился сюда этот клеветник, клятвопреступник? — вскричал Косой. — Пришел ли он ругаться над трупом друга моего и радоваться моей скорби?
"Брат любезный! — сказал Красный, — я пришел молить тебя, ради имени самого Создателя, умерить гнев твой и послушаться велений отца! Едва умилосердил я его не предавать тебя проклятию — так разгневан он на тебя! Послушай слов моих…"
— Проклятие его ничтожно, если изречено несправедливо! — вскричал Косой. — Но, чего он хочет?
"В знак смирения твоего, отдай меч твой боярину Морозову — он избран от родителя нашего первым боярином великокняжеским. После сего ты должен отправиться во двор свой и ждать отцовского решения".
— Скажи старику, отцу нашему, что он помешался на старости лет! — заревел Косой в совершенном неистовстве. — Я покаюсь Морозову? Тебе? — продолжал он, подбегая к нему, — тебе?
"Князь Василий Юрьевич! Повинуйся воле отца своего!"
— Несчастный! — вскричал Шемяка, — удались, удались скорее!
"Не заставляйте меня призвать стражу! — сказал Морозов. — Воля родителя вашего священна".
— А это что? — возразил Косой, показывая ему письмо, — а это что? — продолжал он, ударив Морозова по лбу так сильно, что тот зашатался.
"Брат, брат! — закричал Красный, — что ты делаешь!"
— Дружина! — возгласил Морозов.
"Прежде дух из тебя вышибу я вон, нежели ты успеешь призвать дружину!" — вскричал Косой, бросаясь на Морозова. Будучи силен, Морозов ухватил его за руку, и Косой едва не споткнулся и не упал. Губы его посинели от ярости. Как безумный, он схватил Морозова за горло, повернул из всех сил и неистово ударил о пол.
Шемяка бросился к ним. Морозов лежал неподвижен: он ударился виском; кровь бежала у него из лопнувшей жилы; смертные судороги кривили его тело. Косой стоял и смотрел на него, как будто в забвении самого себя, и через минуту лицо Морозова посинело и почернело.
— Он умер! — вскричал Шемяка, прикладывая к сердцу его руку, — он уже холодеет? — и в трепете отскочил Шемяка от охолоделого трупа.
"Я убил его!" — сказал Косой глухим голосом и мрачно повел рукою по лбу. Не говоря более ни слова, он пошел поспешно вон. В беспокойстве, в ужасе, поспешил за ним Шемяка.
Здесь, в одной комнате, лежали два взаимные врага, два первые советника Юрия. Димитрий Красный не мог выговорить ни слова. С ужасом глядел он на трупы бояр и сжимал руки в судорожном движении. Гудочник безмолвствовал. Другие также стояли безмолвны и неподвижны. Казалось, каждому раскрылась тогда таинственная книга судеб будущего и каждый, читая кровавые буквы
Глава IV
Мне ль было управлять строптивыми конями?
И круто напрягать бессильные бразды?
Скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается — говорит старинная русская пословица. Между тем, как повествование летит на крыльях, события влекутся на свинцовом костыле. Не всякая песня до конца допевается — есть еще русская пословица; мы перевернем ее по-своему и скажем: не все высказывается в были и в повести, что в самом деле было. Прошло несколько месяцев после погибели Морозова и смерти Иоанна. Что происходило в сии месяцы? Рассказывать ли? Нет! Лучше снимем с полки несколько хронографов и летописей и послушаем рассказ наших стариков. Может быть, многим читателям нашим неизвестно даже, как и что рассказывали наши предки? Развертываем записки современников и читаем:
"Лета 6941-го, сел на великом княжении, в Москве, князь Юрий Димитриевич. А бывший князь Василий, со слезами и с плачем многим, добил челом дяде своему, через любовника его и боярина, Семена Морозова, ибо сей Семен был в великой ладе и в любви у Великого князя Юрия Димитриевича. И сей Семен, многомощный у Великого князя, испечаловал Василию мир, любовь и удел, и город Коломну. И отселе началось княжение Великого князя Юрия Димитриевича, его же Господь на благоденствие людям поставил и невидимое своею помощию оградил. И об этом радовались все московские люди. И князья окрестные прислали к нему с поклоном, мира и любви прося. И он, Великий князь, дал всем мир и любовь. И в церкви многие дары вдал, и в обители святые. И в обитель преподобного Сергия многие вклады, и села, и дары вдал. В то же время, в Новгороде был большой пожар: погорели Загородский конец и Людин конец, до Лукиной улицы.
В то же время, в Смоленске появился волк, безшерстный, и людей много поел; а в Литве в городе Троках озеро, называемое Жидовское, три дня стояло кроваво.
О том же продолжим, как мы выше сего сказали, что Семен Морозов испечаловал Василью Васильевичу удел Коломну. Боярин же Иван Димитриевич сильно вознегодовал о сем, и не любо ему было такое дело, что не только Василью простыню Великий князь пожаловал, но еще и удел дал. Но не только сей Иван о том вознегодовал, но и другие многие, и два сына Великого князя, Василий, да Димитрий средний. И видев злобу сию, боярин Морозов убоялся, и те два сына князя Великого, Василий, да Димитрий, воспалились яростию, и побуждаемые издревле человеконенавидцем диаволом, нелюбящим братския любви, пришли к отцу своему, и много вопияли, и негодовали. И боярин Иван с ними был. И оттоле вышед, убили они боярина Семена Морозова в набережных сенях, говоря ему: "Ты злодей, крамольник и нам лиходей!" — Князь же Великий, сведав о том, печален был и злобе сыновей не попустил. Но быв умолен юнейшим сыном своим, не облек их проклятием за то кровавое и богомерзкое дело, но возложил только гнев на них, старейших своих сынов. И они, князья Василий и Димитрий, как Каин братоубийца, боясь гнева отцовского, из Москвы бежали. И не хотя покориться воле отца, начали собирать войско, думая Василия из Коломны изгнать. Боярина же Морозова повелел Великий князь схоронить честно, и со многими слезами гроб его провожал. После сего сотворил князь пир великий, отпуская братанича своего Василья на Коломну. И по сем пошел он в Троицкий монастырь, и много молился у мощей преподобного Сергия. За молитвы князя благоденствует народ.