Клятва Тояна. Книга 1(Царская грамота)
Шрифт:
Тояну уже доводилось видеть камин — в Тоболеске — у боярского сына Василия Тыркова. Но тот был маленький, из глиняных камней, раскрашенных цветочками, а этот выступал из стены на уровне плеч и сложен был из каменных плит с резными узорами.
Перед камином лежал огромный ковер, усыпанный цветастыми подушками. Он был похож на кусочек степи, невесть как занесенный под своды Казанского дворца. Тоян устроился на нем поудобнее и прикрыл глаза.
Степь и огонь — что может быть желанней для уставшего путника? А еще хорошо прожаренный на углях кусок молодого сочного мяса.
Тоян велел принести баранью вырезку и сам насадил ее на железный прут. Поворачивая жарево над желтым огнищем, он
Не так ли и жизнь человеческая? Каждый новый год испепеляет ее, укорачивает, но и возрождает.
Три последних года показались Тояну самыми долгими и мучительными из прожитых им. Потому что он сомневался. Сомневается и теперь, но это сомнения человека, переступившего черту. Одно дело сомневаться у себя в Эуште, другое здесь — в Москве.
А началось все с Василия Тыркова. Три зимы назад пришел он в Тоянов городок посланником от тобольского воеводы. В почесть Тояну привез он серебряные ковши, богатые одежды, тисненые седла и ковровые чепраки с бисером, а впридачу ярлык [59] за красной печатью русийского царя. И сказано было в том ярлыке, де если Тоян-эушта приложит свои земли к московской Сибири, и будет его река Томь под его государева государя царя рукою, то будет Тояну за это ласка и привет, и великое бережение, и милости, и ясак легкий, как кому заплатить мочно, смотря по тамошнему месту и промыслам, и оборонь от обидчиков всяких, и многие доходные дела.
59
Грамота.
Собрал Тоян ближайших родичей, усадил рядом сыновей и племянников — пусть слушают, что ответят взрослые взрослым, пусть учатся обуздывать слово мыслью.
— Над смирным конем всяк хозяин, — бросил пробный камень один из братьев.
— Иль алла! — пригорюнились старцы.
— Откуда огонь, оттуда и теплее, — подал голос другой.
По морщинистым лицам пробежал теплый ветерок одобрения.
— Нужный камень руку не тянет.
Но почтенный торкин [60] язвительно напомнил:
60
Родственник по материнской линии.
— В один сапог две ноги не затолкаешь.
И затеялся спор. Те говорят:
— Лучше в ногах у сильного лечь, чем в головах у слабого.
Эти:
— Можно привести коня на водопой, но нельзя заставить коня пить.
То одна сторона верх возьмет, то другая.
— А ты что скажешь? — неожиданно спросил Тоян у старшего сына.
Люди Совета скрестили на нем заинтересованные взгляды.
Наследник не заставил себя ждать:
— Зачем спешить с ответом, ата? Может, удастся промолчать спрашивая?
Вздох одобрения объединил спорящих:
— Хорошо сказано. Иль алла!
Тоян едва заметно кивнул.
Молод Танай, а рассудил, как подобает опытному человеку. Значит, пошли на пользу их вечерние беседы.
В детстве Тоян упал с коня и долго не мог ходить. Это оторвало его от сверстников. Лежа на кошме, он днями слушал, о чем говорят седобородые старцы и словоохотливые женщины, а когда заговорил
61
Язык.
У сына другое прозвище — Кошкар [62] . Аллах дал ему крепкое тело и жажду первенства. Тоян учит метко думать и к месту говорить. Вот как сейчас.
Самая большая радость отцу, когда хвалят сына. Ничто не вырастает на пустом месте, ничто не исчезает бесследно. Каждый идет своим путем, но в одном пути всегда заложен другой.
Тоян вдруг увидел себя на месте Таная, а на своем — отца, любившего повторять: «Сумеешь разжечь — и снег загорится, сумеешь спросить — и ответ не нужен».
62
Круторогий баран, вожак отары.
Танай сказал то же, но другими словами. Голос вечности подсказал их ему.
Чтобы развлечь высокого гостя, собрал Тоян княжеский пир. И пошли расспросы: какого Тырков рода, давно ли в Сибири, близок ли он к царю, каков из себя царь и какова Москва?
Очень удивились хозяева, узнав, что отец посланника был городовым казаком и сам Тырков в прошлом такой же казак. Сибирь начиналась для него с Лозминского городка, где он служил в караулах на первом сибирском плотбище и при первой государевой кузнице. Потом ходил в Пелымь против немирного вогульского [63] князя Аблегерима. Много претерпел он в тех походах. Едва жив остался. В одной из схваток встретился ему старший сын Аблегерима Тагай. Хороший воин. Сила его равна уму, а ум выдержке. Но удача сопутствовала Тыркову. Одолел он Тагая, привел на веревках в Лозминский городок, а там его держать негде. Вот и велели Тыркову доставить Тагая в Москву, чтобы победитель и побежденный получили по заслугам…
63
Манси.
В этом месте своего рассказа Тырков испытующе глянул на Тояна, будто спрашивая, понимает ли он истинный смысл сказанного?
Тоян ответил вежливой улыбкой, но душа его нахмурилась. Ей не понравился рассказ о немирных вогулах. В нем звучало предостережение эуште. И не только предостережение. Насмешка — тоже. Ведь посланник сказал: чтобы победитель и побежденный получили но заслугам…
— И мы получили, — продолжал Тырков. — Тагая на Москве встретили без обиды, за вины его на Лозьме и Тавде спрашивать не стали, а решили обласкать по-царски и всяко отметить. Дали ему в княжество волостишку на Верхотурье, вот он и стал жить лучше, чем у себя в вогулах. Повысился и я. За все мои раны и заслуги пожаловали меня в дети боярские. А это тоже изрядно.
Служилый татарин, прибывший с Тырковым для объяснений с эуштой, перетолмачил его слова по-своему, и получилось, что Тырков стал сыном человека царского круга.
— О-о-о-о, Аллах! — поразились родичи Тояна. — Как может сын вольного человека стать сыном царского человека?
— Не сыном, а подручником, — принялся объяснять Тырков. — Как сыновья — главные подручники у отцов, так и дети боярские — главные подручники у ратных бояр, — тут в его цепких зеленоватых глазах вспыхнула озорная искорка. — Не родные дети, скажу я вам, не родные! Им боярство не положено, а только край боярской титлы… Так до сих пор и хожу в детях.