Кляуза. Жизнь за квартиру
Шрифт:
Однако Геннадий Федорович «досье» на нашу встречу не принес. И вообще вел себя крайне настороженно, даже враждебно. У меня сложилось впечатление, будто и о приведенном выше разговоре с коллегой ему уже известно.
С места в карьер он стал упорно допытываться, откуда мне известно о нем. Напрасно уверял я, что его история – отнюдь не исключение. Действительно, что нового в конфликтной ситуации, где не ужившийся с коллективом специалист начинает обвинять во всех смертных грехах коллег и руководство? Заинтересовала же меня личность Геннадия
– Вас «навел» Иванов, – резко обрывает мои объяснения Геннадий Федорович и наблюдает за произведенным эффектом.
Что ж, впечатление действительно глубокое: сейчас и я вспоминаю, что впервые услышал о моем сегодняшнем собеседнике именно от Ивана Ивановича. Но тут же соображаю, что ничего удивительного в такой осведомленности нет. Просто в свое время я написал репортаж, героем которого был Иванов.
Но собеседник доволен. По моим глазам он уже догадался, что сумел удивить меня (и подтвердить репутацию «страшного» человека!).
– Ванька – «пешка»! – снисходительно сообщает он о своем коллеге. – Полез в нашу с директором борьбу, а о многом даже и не подозревает. Не догадывается, что наш руководитель только использует его в своих целях!
Успех, пусть и мнимый, подталкивает Геннадия Федоровича на большую откровенность. Он решительно распахивает свой «дипломат».
– Вот, смотрите, – собеседник извлекает на свет – нет, не «досье»! – черновики писем директора, фотокопии других, сугубо личных заметок. Начинает с торжествующим видом пояснять, какие планы строил и строит руководитель в отношениях с ним и другими сотрудниками.
– Откуда у вас это? – прерываю, в свою очередь, Геннадия Федоровича и киваю на разложенные веером «обличительные» бумаги. – Согласитесь все-таки, что такой способ добычи «документов» для педагога несколько сомнителен.
Собеседник долго молчит.
Видимо, мой вопрос застал его врасплох.
– Где и как я взял эти бумаги – об этом знают… следственные органы, – наконец выдавливает он.
Бог мой, какие следственные органы! Видимо, атмосфера судебной тяжбы, в которой постоянно пребывает Геннадий Федорович, кладет определенный отпечаток на его лексику. Придает его речи некую многозначительность.
– Я вас видел в суде, – заявляет он и вновь проницательно заглядывает в мои глаза. – В перерыве к вам подошел Иванов и спросил, каковы ваши впечатления. Вы ответили, что, скорее всего, суд решит дело в мою пользу. Заметьте: я оставался в зале суда, а вы вели разговор в коридоре.
Геннадий Федорович вновь рассчитывал потрясти меня своей осведомленностью. Но меньше всего он ожидал такого эффекта – не выдержав, я от души расхохотался.
Нет, он сказал правду, и такой разговор у меня с Ивановым действительно состоялся. Смеялся же потому, что мне стала понятной скрытая суть отношений Геннадия Федоровича с коллективом.
Теперь ясно, почему два
Представьте себе, что с вами бок о бок находится человек, не только знающий всю вашу подноготную, но и занятый день-деньской тем, чтобы все о вас выведать. Причем информация его интересует только компрометирующая, порочащая. Преследуется известная цель – запугать, запутать в интригах, заставить поверить в свое всемогущество.
У каждого из нас есть слабости, недостатки. И не всегда проявляется должная бдительность, даже при наличии в коллективе Геннадия Федоровича. А уж он тут как тут. Мигом зафиксирует все оплошности, чтобы о них напомнить в подходящий момент!
– Я в ужас пришел, когда переступил порог этого учебного заведения, – вскидывает руки, словно актер, Геннадий Федорович, – какие безобразия творились под его крышей. Я стал беспощадно бороться!
Правда, о прежнем месте работы он вспоминать не желает. Подобная «благородная» его деятельность там закончилась плачевно: после долгой судебной тяжбы он оказался за проходной.
И на нынешнем месте работы по мере возраставшей активности Геннадия Федоровича все яснее становились коллегам его не декларируемые цели. Но укротить непримиримого борца оказалось не так-то просто. За годы пребывания здесь он, запасся «необходимой информацией», не стеснялся вовлечь в круг «доверенных лиц» и учащихся.
– Раньше я его жалел, – Геннадий Федорович складывает в «дипломат» письма директора. – Вижу: мужичок старательный, много трудится, после одиннадцати ночи с работы уходит. Все понимает, да сказать ничего не может. Но когда он против меня пошел…
Да, идти против Геннадия Федоровича никому неповадно. У него каждая бумажка подшита, каждое слово запротоколировано. Копии всех «нужных» документов, фотокопии… И хоть попробовали противники Геннадия Федоровича тягаться с ним в искусстве бумаготворчества, даже кое в чем преуспели, все равно далеко им до тех высот, коих достиг собиратель и сочинитель досье.
Сейчас Геннадий Федорович ощущает себя «на коне». «Война – до победного конца!» – заявляет он.
– Директор проигрывает и должен уйти, – охотно объясняет свою цель Геннадий Федорович.
– Может быть, потому и проигрывает, что нет у него ваших способностей и опыта, – не без подтекста замечаю я.
– Не советую я вам вмешиваться в наши дела, – произносит он многозначительно. – Вы ничего не будете публиковать, а я о нашей встрече никому ни слова не скажу…
Он и сейчас недвусмысленно угрожал, он шантажировал! Не удержался пустить в ход излюбленное оружие.
Что и говорить, неприятна была мысль, что и мое имя уже где-то записано в его «гроссбухах». Что и на меня, возможно, посыплются его анонимные письма и телефонные звонки в различные инстанции.