Ключ к убийству
Шрифт:
У Франсуа вспотели ладони. Когда-то он считал себя неплохим гитаристом, но то, что вытворял Анжело, не входило ни в какие рамки. У парня были практически аномальные способности. Он правой рукой производил серию бэндов и глиссандо, а левой тем временем регулировал переход от высоких к басовым тонам. Мозг Франсуа зафиксировал, что Анжело, видимо, одинаково хорошо владеет как правой, так и левой рукой, что бывает у переученных левшей. Толпа в зале неистовствовала. Оливье Робер и Жерар Моро умело поддерживали эту блестящую импровизацию. Анжело задрал голову вверх и, уйдя в невозможно высокую ноту, одним движением сдернул с себя гитару, обхватил ее двумя руками за гриф, размахнулся и со всей дури впечатал в сцену. Камера дернулась. Толпа взвыла и ринулась вперед сквозь ограждение, а Анжело как ни в чем не бывало подошел к краю сцены и застыл, приветствуя своих верных почитателей. Его плечи были опущены, голова склонена, но глаза были обращены к беснующейся толпе. Анжело без тени улыбки смотрел на кипящую перед ним людскую массу, принимая как должное их неподдельный
Мужчина-ребенок, которого он допрашивал всего несколько часов назад в душной комнате без окон, не мог никого убить.
Зверь, стоящий у края сцены лондонского О2 и разглядывающий исподлобья свою послушную паству, мог убить любого.
– Дьявол… Кто же ты такой? – застонал Франсуа, обхватывая ледяными ладонями пылающий лоб.
Иней покрыл все ровным слоем, приглушая краски, пряча грязь и уродливую действительность. Обнаженный молодой человек, лежащий на земле, не был похож на труп. Он был похож на статую спящего греческого бога. Лицо, волосы, плечи и руки, были мелово-белыми. Красивые губы изогнулись в спокойной безмятежной улыбке. Иней скрыл отвратительные следы от ожогов и страшные рваные раны на груди. И только открытые пустые глаза говорили о том, что в этом совершенном теле больше нет жизни. Потом на фотографиях Франсуа увидел вырезанные соски и разбитые пальцы. Спекшиеся от крови волосы и сорванные ногти. Его пытали больше суток, прежде чем он умер, скажет следователь. А сейчас Лукас был так же прекрасен, как в их последнюю встречу, а место убийства было похоже на художественную инсталляцию, границы которой были очерчены ядовито-желтыми полицейскими лентами. Низкое декабрьское солнце поднималось над кромкой леса, и земля только начинала просыпаться. Франсуа стоял как зачарованный, впитывая в себя звуки и запахи, ставшие нереальными. Земля отторгала его. Ноги стали легкими, и казалось, его вот-вот унесет отсюда, словно пух одуванчика. Франсуа прикрыл глаза.
– Это все из-за тебя! – Он вздрогнул от пронзительного женского крика и проснулся.
Он все так же сидел за столом в своем маленьком кабинете, уронив голову на скрещенные руки. Видимо, недосып все же сказался, и Франсуа задремал. Он со стоном размял плечи и потер шею, отгоняя ночной кошмар. Видение, преследовавшее его вот уже несколько лет, стало приходить реже и не давало о себе знать уже несколько месяцев, но сегодня всплыло опять. Как всегда, без предупреждения, режа по живому.
«Не буду думать об этом», – привычно пообещал себе Франсуа и отправился в коридор к автомату с кофе. Машина зашипела и выдала бурую горячую струю в бумажный стаканчик. Франсуа положил побольше сахара, чтобы не так противно было пить, и направился обратно в свой кабинет. Там, нажав на панели комбинацию цифр – дату рождения Вадима, он открыл дверцу сейфа и вытащил пакет вещдоков. Запустил туда руку, выудил связку ключей и переложил ее в карман своего пальто. Аккуратно закрыл сейф, допил кофе и выключил свет. Обернувшись на пороге, кинул взгляд на монитор компьютера, где застыло бледное лицо с потеками туши под безумными глазами. Помедлил несколько секунд и бесшумно прикрыл за собой дверь.
Франсуа Морель собирался совершить должностное преступление.
Глава 5
Франсуа припарковал свой «Ситроен» в тихом ночном переулке за два квартала до места назначения и заглушил мотор. Его заметно потряхивало от возбуждения. Являясь законопослушным гражданином и полицейским при исполнении обязанностей, он собирался совершить недопустимое.
Электронные часы на панели показывали без пяти два ночи, город уже спал. Франсуа почувствовал покалывание в подушечках пальцев и сделал глубокий вдох. Вышел из машины и, стараясь держаться подальше от света уличных фонарей, быстро пошел в нужном направлении. Минут через пять он нырнул в темную подворотню и остановился в раздумье в небольшом внутреннем дворике. Нахмурился и, посветив себе телефоном, сверился с адресом, нацарапанным на клочке бумаги. Ошибки не было. Он на месте. Толкнув дверь подъезда, он, не вызывая лифта, бесшумно поднялся на верхний этаж. На лестничной площадке располагалась всего одна квартира, а значит, шансы быть застигнутым на месте преступления снижались. Франсуа достал из кармана увесистую связку и, задумчиво оглядев замок, подыскал подходящий ключ. Повозившись с непривычки, отирая время от времени со лба испарину под короткими прядями черных волос, он открыл дверь, помедлил на пороге несколько секунд, словно преодолевая последний хрупкий барьер, и проскользнул в темный проем. Тихо прикрыл за собой дверь и постоял с минуту, прислушиваясь и давая глазам привыкнуть к темноте.
К его великому облегчению, в квартире никого не было. Он на цыпочках прокрался к тускло освещенному уличным фонарем окну и плотно задернул штору. Затем проделал то же самое с остальными двумя окнами, и лишь потом, убедившись, что свет из квартиры не проникнет наружу, щелкнул выключателем. Вспыхнувшее электричество больно резануло по зрачкам, и Франсуа зажмурился на мгновение. А открыв глаза, удивленно присвистнул.
Он не так представлял себе квартиру Анжело Бертолини. Кумир Франции, что собирал огромные залы и всего несколько месяцев назад
Квартирку можно было бы назвать уютной, если бы не царивший повсюду бардак. Личность, проживавшая здесь, явно не парилась о такой мелочи, как уборка и поддержание порядка. Квартире не хватало женской руки. Несколько раз упомянутая девушка Анжело если и существовала в действительности, то уж точно не проводила здесь много времени. Впрочем, пошарив глазами, детектив нашел на столе рамку с фотографией миловидной брюнетки. Выражение ее лица показалось Франсуа несколько неестественным, скорее «отрепетированным». Он хмыкнул, извлек из кармана тонкие резиновые перчатки и, натянув их привычным жестом, приступил к осмотру.
Не сказать, что ситуация его радовала и ничего не свербело внутри. Он был полностью согласен с высказыванием «Мой дом – моя крепость». Это то место на земле, где гражданин может и должен чувствовать себя в полной безопасности. А явившись незваным гостем в отсутствие хозяина и не имея на это должного основания, Франсуа был больше похож на подглядывающего в замочную скважину любопытного обывателя. Владелец квартиры не сможет заслонить спиной шкаф или вырвать из рук не предназначенную для посторонних глаз вещь. Но выбора не было.
Он не искал ничего конкретного. Строго говоря, найди он что-либо, подходящее под определение улики, он не смог бы использовать это в качестве доказательства в силу незаконности своего пребывания на чужой территории. Но это и не требовалось. А вот понять, чем живет и дышит человек, покоривший своим талантом пол-Европы, ему было жизненно необходимо. И время тикало неумолимо. Франсуа начал методично осматривать каждый сантиметр квартиры. Одну сторону студии занимали несколько шкафов с одеждой, стеллажи с книгами и альбомами, письменный стол и низкий топчан. Другая сторона была отдана под импровизированную студию звукозаписи. И контраст между ними бросался в глаза: в жилой половине – простая и старая мебель, а отведенная под студию же буквально нафарширована дорогостоящей техникой. Франсуа больше занимала жилая часть, но он все же бегло осмотрел огромный навороченный компьютер, аудиоинтерфейс, студийный монитор, наушники, висящие на микрофонной стойке, и змеящиеся по полу микрофонные кабели. И только потом, со спокойной душой, переключил внимание на вторую половину квартиры.
Он неторопливо осматривал помещение, стараясь не передвигать вещи с места на место и возвращать их в исходное положение. Впрочем, в таком бардаке его вмешательство вряд ли могло быть замечено. Он открывал шкафы с одеждой и обшаривал полки, запуская руки под стопки вещей, невольно вдыхая сладковато-терпкий запах носившего их человека. Достал наугад несколько предметов гардероба: футболки с длинными рукавами, преимущественно черного цвета, по-видимому, любимые и заношенные потертые голубые джинсы. Концертные костюмы, очевидно, хранились в другом месте. В квартире же было только то, что Анжело носил в повседневной жизни. Внизу громоздилась сваленная обувь – тяжелые кожаные ботинки вперемешку с несколькими парами кроссовок. Франсуа закрыл дверцы шкафа и, кинув взгляд на незаправленную постель, на которой валялась гитара, направился к стеллажам. На некрашеных сосновых полках хранились фотоальбомы по архитектуре, старые журналы, преимущественно на итальянском языке. Биография Джима Хендрикса. Альбом фотографий Принса. Библия. Огромная ваза со всевозможными подвесками, амулетами, кулонами, браслетами на полу. Несколько ярких платков, привязанных прямо к изголовью кровати. Грязный бокал, от которого исходил явный запах спиртного, на прикроватной тумбочке.
Франсуа вздохнул и двинулся к заваленному изрисованными листами бумаги письменному столу. Он аккуратно взял в руки первый, самый верхний. Судя по всему, рисунок был сделан Анжело, и рисовал тот просто превосходно. Франсуа задумчиво рассматривал коленопреклоненную фигуру мальчика – почти дитя с обнаженным торсом и выпиравшими из-под кожи ребрами. Голова его была понуро опущена, а в руке он сжимал ключ. Франсуа присмотрелся. Этот ключ был очень похож на тот, что у покойного Седу оказался в кулаке в ночь убийства. Он взял второй рисунок. Опять ребенок. Тот же мальчик, только теперь ключ висел у него на шее, на тонком черном шнурке, словно талисман, и точно так, как, вероятно, носил его Анжело. Третий рисунок Франсуа взял онемевшими пальцами. Тот же мальчик, только теперь преклоненный и безропотно склонивший голову перед нависшей над ним большой темной фигурой, больше всего напоминавшей хищную черную птицу. Фигура мальчика была прорисована детально, а вот нависшее над ним существо было обозначено лишь несколькими широкими штрихами, словно у художника не хватило сил закончить задуманное. Франсуа сосредоточенно перебирал рисунки на столе. Следующим шел рисунок того самого ключа, который Анжело назвал своим талисманом. Дальше еще один рисунок ключа, и еще один. Рисунков было очень много. Одно неаккуратное движение – и они сошли на пол бумажной лавиной, разлетелись с тихим шелестом по всей комнате. Франсуа присел на корточки, снова и снова перебирая листы. Мальчик и ключ. Ключ и мальчик. Какие-то рисунки детально проработаны, какие-то остались набросками, но почти всегда на них был изображен мальчик, или ключ, или и то, и другое вместе.