Ключ к убийству
Шрифт:
– О, да я смотрю, ты пустился во все тяжкие! – усмехнулся Басель, отбирая у Франсуа пачку и доставая две сигареты. Затем, мягко вынув из непослушных пальцев напарника зажигалку, он прикурил сам и помог прикурить Франсуа, прикрыв слабый огонек сложенной ковшиком ладонью. Некоторое время они сидели молча. Франсуа заметно потряхивало. Сигарета прыгала в его пальцах, и Басель боялся, что тот в конце концов выронит ее и прожжет себе брюки. Наконец Франсуа вздохнул.
– Знаешь, почему я пошел работать в полицию? – спросил он, глядя прямо перед собой, и неожиданно икнул.
– Нет, – спокойно ответил Басель, прищуриваясь от дыма, – и, честно говоря, не хочу ничего об этом знать. Вероятней всего, ты пожалеешь о сказанном, едва протрезвеешь.
Но Франсуа его не слушал. Ему нужно было выговориться. Неутихающая боль сидела в нем занозой много долгих лет, отравляя жизнь. Порой ему казалось, что все прошло и он почти забыл. Что осталось совсем чуть-чуть – и прошлое, поблекшее и истончавшее, как долго хранимое в кармане письмо, отпустит его из своих цепких
– Когда-то сто лет назад у меня был лучший друг. Лукас. – Давно погребенное под пеплом времени имя Франсуа выдохнул с дымом, впуская в себя воспоминания, как морозный зимний воздух. Он прикрыл глаза и глубоко затянулся. Басель молчал в полуметре от него. – Мы дружили с первого класса. Все всегда делали вместе, благо жили на соседних улицах. Гуляли, выполняли домашнюю работу, ходили в школу, учились играть на гитаре. Расставались только на ночь. Понимали друг друга с полуслова. Соулмейты [11] , короче. – Франсуа снова помедлил, делая очередную затяжку. Он вспомнил, почему ему не хватало курения все эти годы. Дело не в никотине, вовсе нет. Дело в том, что курильщик всегда может взять паузу, которая со стороны будет выглядеть оправданно. Достать сигарету, не спеша прикурить, сделав глубокий вдох, задержать дыхание и, выпустив струю, спрятаться за дымом – все это позволяет собраться с мыслями. Когда бросаешь курение, приходится остаться один на один с собеседником. Не все так могут. Франсуа усмехнулся и продолжил:
11
Соулмейты (от англ. soulmates) – родственные души.
– Лукас всегда был не таким, как все. К выпускному он превратился в настоящего фрика. Странно одевался, стал красить глаза, носил длинные волосы, слишком часто улыбался. Сейчас с этим проще. А тогда так было не принято. Мне буквально пару раз приходилось отбивать его от желающих над ним поиздеваться. – Франсуа потушил сигарету о стоящую вблизи урну и тут же вытащил еще одну. – После школы он куда-то исчез, и мы какое-то время не общались. Но однажды я решил сколотить рок-группу. Всегда хотел быть музыкантом. Подобрал таких же, как и я, энтузиастов, но дело не клеилось. И тут я вспомнил про Лукаса. Когда-то мы вместе начинали музицировать, и я знал точно, что он одарен гораздо больше меня, да и всех остальных в нашей группе. Я позвонил ему, и, на мое удивление, он ответил. И даже согласился его попробовать. Хотя в случае в Лукасом ничего нельзя было сказать наверняка. – Франсуа почувствовал, что слегка протрезвел. Вероятно, холод – извечный спутник воспоминаний о Лукасе – сделал свое дело. Вот только трезветь сейчас Франсуа не хотел. Он поискал взглядом трофей, прихваченный из бара. Хвала всевышнему, бутылка нашлась под лавочкой, рядом с ним. – Так вот… – Франсуа попытался залихватски вытащить пробку зубами, но ничего не вышло.
Басель поспешно отнял у него бутылку и свернул крышку, которая оказалась свинчивающейся. Потом первый сделал глоток, задохнувшись от чистого виски, и, закашлявшись, передал бутылку напарнику. Тот безразлично приложился к горлышку, даже не узнавая вкуса алкоголя, и сделал затяжку сигаретой. Только после этого продолжил:
– Мы за гроши снимали заброшенный гараж в пригороде. На нормальную студию у нас денег не было. Положа руку на сердце, мы и не музицировали толком. Так, проводили время. Я в ту пору крепко пристрастился к травке. Вот так, с косяком и гитарой, мы с моими друзьями и «репетировали». Но я надеялся, что появление Лукаса все изменит. В тот вечер он должен был приехать к нам в «репетиционную» первый раз, чтобы показать пару своих песен. Доехать до нашего гаража можно было только на электричке. Машиной тогда не каждый подросток мог похвастаться. Я дал Лукасу адрес, но добраться до места самостоятельно у него шансов не было. Гараж располагался в настоящем лабиринте, среди таких же железных коробок, коих в том гаражном кооперативе было несколько сотен. Да и от электрички до гаражного поселка идти было прилично. Поэтому мы договорились, что я встречу Лукаса на станции в семь вечера и покажу дорогу. Но я не пришел его встречать, как мы договорились. Потому что… – Франсуа сглотнул вязкую и горькую от никотина слюну и с усилием продолжил: – …попросту накурился и забыл. Мой мобильный валялся где-то в кармане куртки, а меня сморил сон. Друзья растолкали около девяти вечера, чтобы узнать, где, собственно, мой друг Лукас. Я полез искать телефон и нашел с десяток неотвеченных звонков от него. Переполошившись, набрал его номер, но абонент был недоступен. Я мог пойти его искать, но на улице было холодно, темно и моросил дождь. Стоял декабрь. И тут я сделал еще одну ошибку. – Франсуа снова приложился к бутылке и передал ее другу. Тот молча сделал глоток, и тара булькнула в темноте. – Я убедил себя, что Лукас не дозвонился до меня и вернулся домой. А телефон отключил, потому что психанул. Он был странным, и его поведение сложно было предугадать. Но в глубине души знал, что он бы так не сделал… – Франсуа замолчал. Он забыл про тлеющую сигарету, и она потихоньку дымила, зажатая между пальцами. Франсуа тупо смотрел на землю. У Баселя похолодели руки. Он не был уверен, что хочет знать конец этой истории, но не сдержался и спросил:
–
Франсуа вздрогнул от звука его голоса и поежился. На улице заметно похолодало. Сквер, где они сидели, окутала темнота, и теперь он едва мог различить большую фигуру Баселя рядом на скамье.
– Мы разошлись по домам. Я лег спать, а утром меня разбудил звонок от сестры Лукаса Нины. Она не могла дозвониться до брата, но пребывала в полной уверенности, что он заночевал у меня. Когда выяснилось, что Лукас не вернулся домой, я понял, что случилось страшное. Собрал друзей, и мы бросились на поиски. Прочесали весь район, но ничего не нашли, кроме разбитой гитары Лукаса. Она валялась в кустах недалеко от станции. Естественно, пришлось обратиться в полицию. Вместе с полицейскими мы рыскали по району, опрашивали людей на станции, искали хоть какую-то зацепку, но все безрезультатно. Все это время я молился, чтобы мы нашли Лукаса живым и желательно невредимым, в глубине души понимая, что так не будет. Разбитая гитара говорила сама за себя. С каждым часом надежда таяла. В конце концов одна кассирша на станции опознала Лукаса по фотографии. «Уж больно странный был парень», – сказала она. И рассказала, что прошлым вечером Лукас долго стоял на платформе и все время кому-то звонил. Мне. Я-то знал, что он звонил мне. А потом до него докопались какие-то мрази. Подонки, видимо, были из тех типов, которых бесят люди, которые хоть чем-то отличаются от серой толпы. Тем более что это Париж – культурная столица, а удались на пару километров от Эйфелевой башни, и тебе живо объяснят, что выпендриваться нехорошо. Лукас же выглядел как ходячая мишень для всякого сброда. А те четверо наверняка были крепко под градусом. В конце концов ситуация привлекла внимание полицейского на станции, и он вмешался. Парни вроде оставили Лукаса в покое и свалили. Лукасу нужно было сесть на поезд и уехать обратно в Париж, но он этого не сделал. Очевидно, не хотел меня подвести. И вместо того, чтобы остаться на людной станции или вернуться домой, он пошел искать наш гараж. И, по всей видимости, его ждали…
Франсуа опять замолчал. Воспоминания одно за другим лезли в его голову. Обычно он отгонял их, переключался на что-то другое, обманывал свой разум и ускользал от старых призраков, бередивших душу. Но сегодня был не такой вечер. Франсуа вздохнул всей грудью, закрыл глаза и позволил себе представить лицо Лукаса. «Такой молодой», – говорили все потом. Никто не смог до конца поверить в то, что случилось. Франсуа все время казалось, они хоронят кого-то другого. Не Лукаса. Он проглотил ком в горле. Ему уже не хотелось продолжать, но он должен был выплюнуть из себя весь этот ужас, пока черная муть не сожрала его изнутри, и он снова заговорил. Теперь уже с усилием, медленно выдавливая из себя слово за словом:
– Его нашли на следующее утро. Какой-то старичок выгуливал свою собаку в лесу неподалеку и наткнулся на тело. Мы с Ниной приехали туда, почти одновременно с полицией. Лукас скончался от многочисленных побоев и травм, «несовместимых с жизнью», как мы обычно говорим. Выражаясь проще, его забили насмерть. Следователь по делу – немолодой мужик – сказал мне, что такого безумия за всю свою жизнь не видел – на Лукасе натурально не было живого места. Я хочу забыть, но я не могу. Эта картина стоит у меня перед глазами столько лет. И ведь все это происходило всего в нескольких сотнях метров от того места, где мы зависали. Ну вот просто рукой подать… – Франсуа судорожно затянулся сигаретой, дотлевшей почти до фильтра, и отбросил ее в сторону. Бычок ударился об асфальт, выбив сноп оранжевых искр, и погас в темноте. Они сидели молча.
– Кого-нибудь нашли? – наконец спросил Басель тихо, но Франсуа лишь помотал головой:
– Нет, конечно. – Он пошарил по скамейке в поиске сигарет, но, найдя пачку, лишь сжал ее в руке.
– Франсуа… – начал было Басель.
– Я все думаю… – глухо произнес Франсуа, наклоняя голову так низко, что Баселю пришлось приложить все усилия, чтобы расслышать его. – Думаю… Почему он не вернулся домой? Он должен был вернуться. Должен был! Но он пошел. Пошел ко мне навстречу. А выходит, навстречу смерти… – Франсуа задохнулся. – Он пошел ко мне на встречу через гаражи и темноту, не думая о подонках, которые могут его выследить. Он пошел туда, потому что считал меня другом. А мне все было по фиг. Я обкурился и спал на диване. Это все случилось из-за меня… Мне теперь с этим жить. И это никуда не денется. Все это теперь вот здесь. – Франсуа для наглядности постучал пальцем по черепной коробке и проникновенно наклонился к Баселю, обдавая того перегаром. – И ты знаешь, я раньше думал, пройдет… забудется. Но оно не проходит. Я просто научился с этим жить. День за днем, год за годом. Я только делаю вид, что я нормальный. Но мне никогда не стать таким, как прежде. – Теперь Франсуа откинулся на спинку скамейки и замолчал надолго.
– Понятно, – качнул головой Басель, тяжело вздыхая, – значит, ты решил трансформировать свое чувство вины в созидательную работу и теперь каждый день искупаешь свои грехи. Так ты оказался в полиции?
– Басель, тебе нужно было не в полицейские идти, а в психотерапевты – ты бы зарабатывал нереальные бабки, – невесело хмыкнул Франсуа.
Басель кивнул без тени улыбки. Он замолчал ненадолго, подбирая правильные слова. Что-то подсказывало ему, что от того, что он скажет сейчас, зависит многое. Он видел, его друг измучен и не первый год занимается самоуничтожением, выкладываясь на раскрытии иных дел так, что еще несколько лет – и он может оказаться в точке невозврата. И вот теперь Басель знал причину, и, возможно, мог что-то изменить. Если только ему удастся достучаться до друга.