Ключ от этой двери
Шрифт:
– Да. Пожелай нам удачи, – подмигнула ей Аяна.
– Чтоб ни гроша, ни медяка! – сказала Саорин, тоже подмигивая.
Вороная кобылка остановилась около ворот парка в высокой стене, увитой эдерой, и два солидных катьонте медленно, будто напоказ, распахнули их. Гелиэр шла, обмахиваясь большим веером с розовой кистью на ручке, и та взлетала, дрожа, как густые ресницы сказочной красавицы с розовыми волосами, которую поцеловал во сне какой-то там древний юный крейт.
Они шли по главной аллее парка, выше и выше, и Аяна любовалась на Гелиэр, скромную,
– Он написал, что мы встретимся на самом верху, там, где начинается территория дворца, – сказала тихо Гелиэр. – Аяна, у меня внутри всё дрожит и горит. Я опять в пятнах?
– Нет. О каприфоль животворящая, хвала ей. От тебя пахнет так, будто ты решила лишить рассудка всех котов Ордалла, но нет, пятен на тебе нет. Гели, что мы будем делать, если ты почувствуешь зов природы? Как-никак, три стакана...
Гелиэр покраснела, и, несмотря на три стакана каприфоли, на её шее всё же умудрились выступить несколько пятен.
– Мне придётся терпеть, – сказала она. – Так же, как когда принимаешь гостей.
Аяна медленно брела за ней от одного кипариса к другому, из тени в тень, надеясь, что ей никогда не придётся принимать гостей после трёх стаканов каприфоли, да и после двух тоже.
Аллея заканчивалась большой овальной площадкой, засыпанной белыми мелкими гладкими камешками, окружённой живой изгородью, с фонтаном и высокой решёткой позади, что отделяла, по-видимому, обширную дворцовую часть парка. Гелиэр обошла фонтан кругом, подставляя золотисто-розовую ладошку под ласковые прохладные брызги, распугивая мелких птичек, порхавших между струями, сплетающимися, сияющими радугой.
– Моя тётка Сола делала густые снадобья, – сказала Аяна, покусывая нижнюю губу. – Вот интересно, если выпарить настой каприфоли, можно ли сделать из него совсем твёрдое снадобье, после которого можно не бояться зова природы?
– Аяна, – шепнула Гелиэр. – Ты опять...
– Прости. Я больше не буду её грызть, – сказала Аяна, вздыхая. – Я задумалась.
– Тут просто... смотрят.
Аяна обернулась.
На них действительно смотрели. Молодые парни, которые шли мимо, гуляя с девушками или друг с другом, оглядывались на Гелиэр, да и кирьи, шедшие с капойо, тоже ревниво рассматривали кирью Эрке, косясь на её волосы, наряд, вырез корсажа и тихонько переговариваясь.
– Почему они... Что с моим... Где...
– У тебя всё в порядке и с лицом, и с платьем. Просто ты сияешь, и это заметно. Это не осуждение, это зависть. Ты прекрасна.
– У меня внутри как будто всё пылает, Аяна. В животе всё переворачивается. Я боюсь сомлеть!
– Успокойся, кирья, – сказала Аяна, обмахивая её своим веером и оглядываясь. – А! Смотри! – радостно воскликнула она, заглядывая в глаза Гелиэр. – Вот и твой юный
Она с улыбкой показала Гелиэр на Мирата, выходящего из-за высокой живой изгороди, но в следующее мгновение и у неё в животе всё перевернулось, все до единого волоски на теле встали дыбом, и она с восторгом приоткрыла рот, потому что увидела Конду.
Он шёл рядом с Миратом, и у Аяны просто-напросто закончились слова. Она вспомнила только одну фразу, которую как-то слышала от него. Конда тогда сказал, что его вид производит впечатление.
Безусловно, Конда произвёл на неё впечатление тогда, ещё в долине, когда в бархатном камзоле с золотой вышивкой вышел из подворотни её двора, и у неё перехватило дыхание. Он неизменно производил его без исключений каждый раз, когда Аяна вновь видела его. Но сейчас это было совсем по-другому. Иначе. Чем-то большим.
Он шёл, улыбаясь, навстречу, и больше всего на свете, до замирания в сердце, Аяне хотелось потрогать его темные волосы с этой новой стрижкой, приложить ладони к выбритым щекам, поцеловать его и сунуть руки, обнимая, под новый камзол, а то и под рубашку, и заглянуть в смеющиеся над её растерянностью и восторгом глаза, но теперь она была капойо кирьи Эрке Гелиэр, и потому она лишь стиснула зубы и опустила взгляд, пытаясь укрыть под длинным подолом измученные, молящие о немедленном погребении останки серых туфелек.
– Кирья Эрке! – радостно сказал Мират. – Рад тебя видеть! Я тут не один. Надеюсь, ты не против.
Гелиэр всматривалась в лицо Конды, пытаясь узнать, но у неё не вышло.
– Это кир Пай Конда, – сказал Мират. – Он давно не гулял в парке и попросил разрешения присоединиться.
Гелиэр побледнела, но Мират протянул ей локоть, и она, взволнованно оглядываясь через плечо, пошла с ним вдоль живой изгороди.
– Капойо, – сказал Конда с улыбкой, когда Гелиэр с Миратом ушли вперёд. – Теперь можешь говорить со мной.
– Ах ты... – весело возмутилась Аяна. – Да ты ж...
– Ты ведь не можешь ничего сделать, да? – так же весело спросил Конда, прищурившись и разглядывая птиц где-то высоко в синем небе. – Даже пихнуть меня локтем. Пойдём.
– Я не хочу пихать тебя локтем, – сказала Аяна, потупив взгляд, шагая рядом с ним и скромно сложив ладони, как учил её Харвилл. – Я до судорог в животе хочу прямо здесь проверить, что у тебя под новым костюмом, а ещё распотрошить твою новую причёску.
– Но ты не можешь, – сказал он. – Подумай об этом. Я рядом, но ты не можешь дотронуться.
– Такое уже бывало. Ты не мог сбежать, потому что у тебя была сломана нога, но я из уважения к твоим принципам щадила тебя. Теперь у меня нет уважения к тем принципам. Дело только за сломанной ногой.
– Ты жестока. Я не видел тебя в платье при свете дня.
– Ты вообще почти не видел меня при свете дня. Ты откуда? – покосилась она на него.
– От цирюльника и портного, – сказал Конда, выставляя подбородок и тремя пальцами оглаживая его. – Один из моих старых костюмов подогнали под нового меня. Я пока всё ещё худой. Как тебе?