Ключ
Шрифт:
Ее взгляд остановился на золотых дорожных часах на камине. Она подошла и взяла акварель, стоящую за ними, снова и снова восхищаясь тонкими мазками, уложенными в такой экспрессивный рисунок. Золотые, бурые, бледно-желтые и серо-зеленые тона слились в пейзаж настолько живой, что каждый раз у Эми перехватывало дыхание от одного взгляда на него. Каждый раз, и даже сейчас, она всегда находила в нем что-то новое. Услышав рявканье отца на лестнице, она торопливо положила рисунок поверх одежды и остальной мелочи, закрыла крышку чемодана и застегнула его.
– Эми. Ты готова?
Она встала наверху, у лестницы, с чемоданом в руках.
– Уже пора? Я думала, мы что-то
Питер Салливан смотрел на дочь. Он не смог скрыть охватившего его раздражения.
– Эми, пожалуйста, не усложняй все больше, чем нужно, – устало и с некоторым сожалением попросил он.
Застонав, она поставила чемодан набок и спихнула его вниз по лестнице. Отец отошел в сторону, пока чемодан, молотом ударяясь о каждую ступеньку, продолжал падать. Эми спустилась и подняла его. Она сделает еще одну попытку. Пусть отцу тоже будет нелегко.
– А это точно обязательно?
Заметив его взгляд в сторону кухни, она проследила за ним и увидела Керри, державшуюся за дверной проем. Отец и дочь теперь смотрели на нее оба, и она скрестила руки на груди, явно не собираясь вступать в дискуссию.
– Только так и никак иначе, Эми. Или я подаю в суд. – Она говорила мягким тоном, который никак не соответствовал ее вызывающей позе.
– Такой необходимости не возникнет, дорогая, – твердо сказал Питер.
Он подошел попрощаться с ней, нежно заправил ее кудрявые белокурые локоны за уши и потрепал по щеке. Затем взял ее за плечи и поцеловал в лоб, задержав там губы на несколько секунд. Смотреть на их ласки и близость было невыносимо, так что Эми открыла входную дверь и пошла к машине.
Ей всегда становилось плохо в дороге, и теперь, когда они подъехали к воротам Эмбергейта, на нее накатила тошнота. Она сглотнула слюну, скопившуюся во рту, и попыталась представить, что кусает лимон. Считалось, что это помогает успокоить дурноту, но только не в этот раз. Отец слишком быстро вел машину по выбоинам, а подвеска у «Моррис Майнор» [3] совершенно не компенсировала ухабы. Не успели они остановиться, как отец уже открывал ей дверь, как будто хотел отделаться от нее как можно скорее. Он протянул руку, от которой она отмахнулась, и постаралась выбраться из машины сама, со всем возможным в этой ситуации чувством собственного достоинства. Из выхлопной трубы вылетали зловонные пары, и она закрыла рот рукавом.
3
Morris Minor (англ). – автомобиль марки «Моррис» 1948 года выпуска.
– Ты как-то устало выглядишь, – заметил он, забирая у нее чемодан. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Она бросила на него ненавидящий взгляд, проигнорировав неуместный вопрос. Естественно, она нехорошо себя чувствует. Как можно быть таким безразличным?
В здании больницы тошнота лишь усилилась. Запах медикаментов не мог перекрыть другой, который она затруднялась определить с точностью, но решила, что это прогорклый кулинарный жир. За бряцанием посуды она расслышала чьи-то стоны – сначала тихие, а потом все усиливающиеся. Она вспомнила, как, когда она жила на ферме, огромный старый бык страдал непроходимостью кишечника. Но и он выл не так настойчиво, как человек, который издавал сейчас эти ужасные звуки. Неужели ей настолько необходимо здесь оставаться? Она повернулась к отцу.
– Может, есть какой-то другой вариант. Ведь…
– Это для твоей же пользы, Эми, и больше
Он сказал это тихо и сочувствующе, но она поняла, что его не поколебать.
– Но…
– Эми, пожалуйста. Я люблю тебя и всегда буду любить, но тебе нужна помощь.
И он сжал ей руку так, что ногти впились в кожу. Такого явного применения силы он себе никогда не позволял. Эми посмотрела на него и по холодному сухому взгляду поняла, что спорить дальше бесполезно.
Они услышали бренчание ключей, дверь открылась, и их встретила молодая сестра.
– Я сестра-стажер Кросби, – представилась она. – Проходите, я вас зарегистрирую.
Эми смотрела на длинную палату, металлические кровати чуть шире гроба и зарешеченные толстыми балками окна. В этой удушающей атмосфере отчаяния и безнадежности было трудно дышать. Вдруг ей захотелось выскочить из здания и еще раз набрать в легкие свежего воздуха – столько, сколько нужно, чтобы выдержать в этом месте отведенный ей срок. Глубоко внутри начала подниматься паника – от кончиков пальцев и наверх – медленно, но неуклонно, как ртуть в термометре. Она знала, что процесс уже не остановить, пока не будет достигнута точка кипения. И снова она развернулась к отцу, чтобы сделать еще одну попытку, обратиться к мягкой и податливой части его натуры, которая была у него до того, как она превратила его в камень. Так нечестно! Она ничего плохого не сделала, почему ее никто не слушает?
– Где мой отец? – резко спросила она у сестры.
Сестра потупила взгляд, ей очевидно было не по себе.
– Он… он уже уехал.
– Что? Нет! Произошла ужасная ошибка, я не должна быть здесь. Пожалуйста, вы должны мне поверить. Это все из-за нее!
Она выхватила у сестры чемодан и кинулась к двери, но поскользнулась на полированном паркете и сбила тележку с лекарствами. Все они оказались на полу. Тяжело дыша, она схватилась за дверную ручку и попыталась ее повернуть. Потными руками было трудно приложить нужное усилие, она крутила и вертела ручку, дверь тряслась, но открываться упрямо отказывалась.
Чья-то твердая рука схватила ее за плечо, и она закричала от шока и боли.
– Руки прочь! – Она вырвалась и стала совать пальцы в дверную щель, пытаясь ее расширить. – Помогите, помогите! Я не могу… не могу дышать, выпустите, мне нужно домой! – Она упала на колени и стала кричать в щель под дверью: – Вы не можете так поступить. Отец… вернись… пожалуйста.
Угол зрения смазался, на нее стала накатывать чернота, и она сказала себе, что сейчас впадет в беспамятство. На мгновение перестав кричать, она задумалась, что заставило выбрать такое старомодное слово – беспамятство? Такой термин гораздо больше подходит дамам викторианской эпохи. Интересно, есть ли здесь нюхательные соли. Она уже собиралась попросить их, когда почувствовала острый укол в плечо, за которым последовала тупая боль и удар головой о твердый пол.
8
– Когда придет в себя, измерьте ее рост, вес, заполните описание внешности, цвет волос.
– Зачем? – нахмурилась Эллен. – Мы и так знаем, как она выглядит.
– Вас что, ничему не учат в так называемых училищах? – даже не пытаясь скрыть свое раздражение, спросила сестра Аткинс. – Это нужно, чтобы найти пациента, если он убежит. Также проверьте, нет ли у нее вшей. На голове и внизу. Она должна будет принять ванну. И – у нее слишком длинные волосы. Ножницы в столе. А пока повесьте бирку на ее чемодан и отнесите в хранилище. Оно в комнате 12 на чердаке.