Ключ
Шрифт:
– Вы говорите о ней, как о собаке.
– Слушайте, стажерка Кросби! – Она встала, уперев руки в бока. – Сегодня ваш первый день, поэтому на первый раз прощаю. Но вы должны понимать, что многие наши пациенты не смогут выжить вне стен больницы. Их пребывание здесь обоснованно, и будет крайне жестоко вышвырнуть их отсюда. Они и дня не продержатся.
– Но…
– Хватит. Вы начинаете испытывать мое терпение. У меня нет времени стоять и разглагольствовать по этому поводу! – Она провела руками по жесткому
Эллен бросила взгляд на пациентку, сидевшую на краешке кровати и ковырявшую ноготь. Она снова расстегнула завязки на ночной рубашке, выставив наготу на обозрение всей палаты.
– Отведете Герти в туалет? – спросила сестра.
– Да, это я смогу, – кивнула Эллен.
– Только не сидите там полдня. У нас тридцать с лишним пациентов, и всех нужно поднять и одеть к завтраку.
Эллен подошла к Герти, помогла встать с кровати и обвила ее руку своей.
– Герти, давайте сходим в ванную, хорошо?
Ответа не было. Они пришли в туалетную комнату, и Эллен указала ей на одну из кабинок.
– Эта подойдет?
Герти тихо зашла в кабинку задом, задрала ночнушку и уселась на унитаз.
Эллен вдруг поняла, что дверей у кабинок нет. Ей хотелось обеспечить Герти некое подобие личного пространства, поэтому она отвернулась и стала поправлять полотенца. В раковинах лежали потрескавшиеся грязные куски карболового мыла, и она решила, что попросит их заменить. Услышав, что Герти выходит из кабинки, Эллен повернулась.
– Все? Сейчас я только смою… Боже, что это у вас? – замерла она, не в силах вымолвить ни слова.
Ладонь Герти, передняя половина ночнушки и стенки кабинки были перепачканы коричневыми разводами.
– Что? О, Герти, какая грязь… Герти!
В училище их к такому не готовили. Она схватила пациентку за руки, подставила их под струю горячей воды и намылила этим странным мылом. Намочив горячей водой висевшее на вешалке полотенце, Эллен принялась вычищать стены кабинки. От запаха ее чуть не стошнило, и она задышала одним ртом. Как же она сожалела о съеденных только что яйцах!
– Герти, это было очень некрасиво! – отчитала она пожилую женщину, прекрасно понимая, что такое обращение больше подошло бы ребенку.
В двери показалась голова сестры.
– Что вы здесь копаетесь так долго? Я же сказала, у нас… – Увидев коричневые разводы на ночнушке Герти, она покачала головой. – Вы что, спиной к ней повернулись?
Эллен закусила губу и кивнула.
– Не хотела нарушать ее личные границы.
Сестра вздохнула.
– У нас не просто так нет дверей в кабинках. С этих чудиков нельзя ни на секунду сводить глаз.
Эллен усиленно моргала, чтобы не заплакать.
– Простите. Больше этого не повторится.
Сестра улыбнулась.
– Вижу, вы хорошенько усвоили урок, поэтому больше к этому возвращаться не будем.
– Спасибо,
– Настанет день, и вы будете вспоминать об этом происшествии со смехом, поверьте мне. Но это случится не сегодня. Так, идем. Хоп-хоп! – сказала она, хлопая в ладоши.
К восьми утра все пациенты, одетые в одинаковые бесформенные коричневые балахоны, сидели за длинным обеденным столом. Посередине стояла горка поджаренного хлеба. Десятки рук потянулись за куском, и горка развалилась.
– По одному! – крикнула сестра, собрав хлеб и заново сложив его горкой. – Стажерка Кросби, выдайте всем по кусочку. А то с каждым днем наш завтрак все больше напоминает обезьяний вольер.
Эллен понесла тарелку с гренками вокруг стола, а дежурная сестра стала разливать по чашкам некрепкий чай. Суета улеглась, когда сестра Уинстенли разложила по тарелкам весьма неаппетитного вида серую яичницу. Пациентки сосредоточились на завтраке. Эллен отметила, что они никак не взаимодействовали друг с другом – за столом не было ни шума, ни болтовни. Было слышно только чавканье и хлюпанье чаем, большая часть которого проливалась из чашек в блюдца.
Она медленно ходила вокруг стола, держа руки за спиной, кивала и улыбалась пациенткам. Кто-то улыбался в ответ, остальные гримасничали или отворачивались. Заметив, что Герти закончила завтракать и начала раскачиваться на стуле и хлопать в ладоши, она обратилась к ней:
– Герти, не хотите съесть последний тост?
Не успела она задать этот вопрос, как пожилая пациентка, сидевшая рядом с Герти, протянула руку и сама взяла этот тост. Герти тут же схватила вилку и вонзила, как кинжал, в ее ладонь. Та закричала, на скатерть хлынула кровь. Сестра оказалась на месте происшествия за считаные секунды.
– Ради всего святого, Герти, ты не ищешь легких путей, да?
Эллен же, парализованная ужасом, стояла, раскрыв рот. Ей хотелось кричать от бессилия.
– Стажерка Кросби! – выпалила сестра. – Займитесь Ритой, а эту возьму я.
Она взяла Герти под руки и поставила на ноги. Та начала сопротивляться и выбрасывать ноги вперед, как при езде на велосипеде, но ей было совершенно не под силу тягаться с внушительной тушей сестры Уинстенли. Другие пациенты начали что-то бубнить – то ли сами себе, то ли друг другу – понять было невозможно, потому что крики Риты заглушали все. Она прижала больную руку к груди и обрушила на обидчицу весь свой гнев.
– Тупая корова, по тебе изолятор плачет! – на полном серьезе кричала она.
– Спасибо, Рита, – вмешалась сестра Уинстенли. – Я разберусь. А вы посчитайте столовые приборы! – гаркнула она Эллен. – Должно быть тридцать две вилки и тридцать три ножа, включая тот, что в пачке маргарина.
Она позвала дежурную сестру, и вместе они потащили Герти по коридору, так что ее ноги едва касались пола. На всем протяжении этой сцены пожилая женщина не издала ни единого звука.