Ключевая улика
Шрифт:
Я с ревом проношусь мимо автосалона и ремонтной мастерской. Попадающиеся по пути заведения выглядят неприступными и зловещими, как камеры в тюрьме. Мне уже давно не попадались машины, и на душе неспокойно, как бывает всегда перед каким-то плохим событием. Реальность словно смещается и застывает, заполняясь ощущением близкой беды — какой-нибудь трагической новости, особенно тяжелого случая, ужаса… Мысли сами собой возвращаются к Лоле Даггет.
Я не очень хорошо помню те убийства в Саванне, помню лишь, что они отличались особой жестокостью и что некоторые вопросы не закрыты и по сей день: действовал ли преступник один или у него был сообщник и существовала ли между убийцей и жертвами
Лола Даггет.
Помню, как она улыбалась в телекамеры, как махала людям в зале суда, словно не понимала, что происходит. Мне запомнились серебряные брекеты на ее зубах и прыщики на пухлых щеках. Она казалась безобидным ребенком, смущенным окружавшим ее вниманием, растерянным, но получающим удовольствие от всего происходящего. Я тогда еще напомнила себе, что внешность редко соответствует деяниям людей. И сколь часто ни сталкивалась бы я с фактами, подтверждавшими эту простую истину, меня до сих пор удивляет и пугает то, с какой легкостью мы выносим суждения на основании одних лишь внешних данных. В большинстве случаев суждения ошибочные.
Я сбрасываю газ и сворачиваю на парковку первого попавшегося торгового центра с аптекой, магазином товаров для дома и сада «Тру вэлью» и оружейным. Здесь уже стоят несколько внедорожников и пикапов. Рядом с банкоматом — платный телефон. Да и как не быть телефону и банкомату возле заведения, на входе в которое висит табличка с изображением человека в перечеркнутом кружке и девизом: Не будь жертвой. Купи оружие. За витринным стеклом видны стеллажи с винтовками и дробовиками и выставочный стенд, возле которого собрались несколько мужчин. Слева от входной двери — черный телефон-автомат под стальным колпаком.
Дождь все идет, барабанит по крыше фургона. Я подтягиваю сумку, достаю айпад, останавливаю монотонно ползающие «дворники» и гашу фары, но не выключаю двигатель и оставляю чуть приоткрытыми окна. Открываю браузер, вхожу в интернет, набираю в строке поиска имя Лолы Даггет и пробегаю глазами статью из прошлогоднего ноябрьского номера «Атланта джорнал-конститьюшн».
Женщине, признанной виновной в жестоком убийстве врача, его жены и двух детей в Саванне девять лет назад и осужденной на смертную казнь, Верховным судом штата Джорджия отказано сегодня в отсрочке исполнения приговора.
Лола Даггет была признана виновной в том, что рано утром 6 января 2002 года проникла в трехэтажный особняк доктора Кларенса Джордана в историческом квартале Саванны. Как утверждали сторона обвинения и полиция, она напала на тридцатипятилетнего врача и его тридцатилетнюю жену, Глорию, спавших в своей постели, и нанесла им множественные колотые и резаные раны, после чего спустилась в комнату, где спали дети-близнецы супругов, сын и дочь. Как
Через несколько часов после совершенных убийств восемнадцатилетняя Лола Даггет вернулась в неохраняемый Центр временного содержания, куда ее направили по программе реабилитации для наркоманов. Совершавшая утренний обход сотрудница центра нашла Даггет в ванной, где та стирала окровавленную одежду. Проведенный позже анализ ДНК связал Даггет с совершенными убийствами.
После сегодняшнего решения Верховного суда штата все возможности для дальнейших апелляций со стороны осужденной исчерпаны. Приговор будет приведен в исполнение путем смертельной инъекции в женской тюрьме штата Джорджия, как ожидается, в течение весны.
Бегло просмотрев другие статьи, я узнала, что адвокаты Лолы Даггет утверждали, будто у нее был сообщник, который, собственно, и совершил те убийства. Лола не входила в особняк Джорданов, говорили ее защитники, а оставалась на улице, ожидая подельника с краденым. Вся защита строилась исключительно на утверждении о существовании неустановленного сообщника, физическое описание которого получить не удалось. Согласно версии защиты, этот человек позаимствовал у Лолы ее одежду, а впоследствии дал указание — возможно, имея целью свалить на нее вину за совершенные им преступления — избавиться от вещей или же выстирать их. На суде Лола показаний не давала, и неудивительно, что жюри присяжных потребовалось менее трех часов для признания ее виновной.
Первоначально казнь была запланирована на апрель прошлого года, но после неудачи с исполнением другого приговора, когда преступнику пришлось вводить повторную дозу смертоносного вещества, в результате чего он умирал вдвое дольше обычного, Лола получила отсрочку. Решение о временном моратории, коснувшемся Лолы Даггет и пятерых мужчин-заключенных Береговой тюрьмы штата, принял федеральный судья, заявивший, что процедура смертельных инъекций в штате Джорджия требует изучения, поскольку существует риск предания осужденных продолжительной и болезненной смерти, что может быть квалифицировано как незаконное, жестокое и необычное наказание. Предполагалось, что практика исполнения смертных приговоров в Джорджии возобновится в октябре текущего года и что Лола будет первой.
Озадаченная, я сижу в фургоне, дождь все льет. Если Лола Даггет не совершила те убийства, но знает, кто это сделал, то почему покрывает его столько лет? До казни остались считаные месяцы, а она все молчит. Или, может быть, не молчит. Джейми Бергер уже побывала в Саванне и разговаривала с Лолой. Возможно, и с Кэтлин Лоулер тоже, которой пообещала, например, досрочное освобождение. Вот только как это все может подпадать под юрисдикцию помощника окружного прокурора Манхэттена? Разве что убийства в доме Джорданов связаны через Дону Кинкейд с давним сексуальным преступлением в Нью-Йорке?
Тогда возникает вопрос: если Джейми имеет свой интерес в деле Кэтлин и ее кровожадной дочурки, Доны Кинкейд, то почему она не связалась со мной? То есть связалась, напоминаю я себе, глядя на лежащий на соседнем сиденье мятый клочок бумаги, но лишь теперь. В памяти снова всплывают события минувшего февраля, когда меня едва не убили. Джейми не прервала молчания. Не позвонила. Не прислала имейл. Не навестила. Близкими подругами мы никогда не были, но такое невнимание, такое равнодушие задевает и удивляет.