Ключевой момент

Лукьяненко Лидия

Таня вырвала руку и негромко произнесла:

— Извини. Я на минуточку. — И она почти выбежала из зала.

Она пришла в себя только в кабинке туалета. Итак, этот Лева теперь — государственный человек, важный чиновник. Почему она ни разу не обратила внимания на его фотографию? Знала только фамилию — Левченко. Вот потому и Лева. Кликуха. Бандитское прозвище. Хотя почему бандитское, может, детское. Кажется, его зовут Егор. Максим все говорит: Егор то, Егор се. Значит, вот какие люди сейчас у власти! И ей теперь придется все время видеть его рожу. Да от одного воспоминания о встрече с ним ее бросает в дрожь! Конечно, возможно, он ничего не сделает ей. А вдруг она ошибается и все как раз будет наоборот? Зачем ему свидетель

его былых подвигов? Она исчезла, и он не искал ее. Или искал? Что произойдет, когда он узнает ее? Несомненно, Максим защитит ее. Должен защитить, обязан. А если не защитит? Если положение для него дороже, чем она, как важнее были для Димы деньги?.. Таня прижала ледяные ладони к пылающим щекам. Ей нужно взять себя в руки. Нужно успокоиться и выйти. Она глубоко вдохнула, пытаясь унять учащенное биение сердца. Не нужно бояться, не нужно… Но страх — неподвластное разуму чувство. Она просто не может не бояться, видя его… А Максим, каково его прошлое? Может, он был в соседней комнате, когда ее допрашивали? Или сидел за рулем машины, на которой ее похищали?

Ей не удалось уйти незамеченной. Максим ждал ее у выхода из дамской комнаты, и она не смогла избежать объяснения с ним.

— Что с тобой, Таня?

— Мне надо уйти. Я плохо себя чувствую.

— Почему? И так сразу. Все же было в порядке?

— Извини. Я не могу…

— Да что за ерунда! Я хотел представить тебя Левченко. Я ему уже все уши прожужжал про свою красавицу невесту. Он хочет с тобой познакомиться!

— В другой раз.

— Но я не могу сейчас уйти.

— И не надо. Я возьму такси. — Она поцеловала оторопевшего и недовольного Максима и быстро ушла.

Таня решила порвать с ним. Эта встреча — знак судьбы, рассудила она. Предупреждение. Нельзя оставлять его без внимания. Максим не понимал и не принимал ее отговорок. Пришлось пойти на откровенный и неприятный разговор. Таня жестко заявила, что она все обдумала и поняла, что она его определенно не любит. Такого удара по самолюбию Максим еще никогда не испытывал, потому былая привязанность быстро переросла в глухую ненависть. «Так меня еще не кидали», — заявил он. И в этих непривычных для него словах Таня усмотрела отзвуки небезупречного прошлого, еще раз убедившись в правильности своего решения. Она хотела быть обеспеченной и мечтала о достатке, но криминала боялась больше.

Спустя какое-то время Таня поняла, что беременна. Она восприняла это спокойно, без сожаления, но и без особой радости. Ей надо родить. И она может себе это позволить. На минуту появился соблазн позвонить Максиму, но, поразмыслив, она не стала этого делать. Беременность ничего не меняет. Вернее, все усугубляет. Она не хочет рожать ребенка, подвергаясь постоянному стрессу из-за обоснованных или нет, но постоянных опасений. Пусть уж у ее ребенка не будет отца, чем все время дрожать из страха за его жизнь.

К беременности Татьяна подошла так же ответственно, как ко всему важному в своей жизни. Она следила за своим питанием, распорядком дня, много гуляла, старалась не уставать. Заранее выбрала роддом и врача. Подыскала няню. В положенный срок она родила мальчика. Назвала его Павлом и дала ему свою фамилию, а отчество выбрала по сочетаемости с именем. Ни к чему, решила она, чтобы у Максима возникли хоть малейшие подозрения по поводу своего отцовства. Никто из коллег ни разу не задал Тане бестактного вопроса. Наоборот, все одобрили ее решение. Женщина живет одна. Уже под сорок. Решила родить ребенка. Правильно. Может, не получается у нее семейная жизнь, что ж теперь?

Первый день рождения Павлика прошел весело и непривычно шумно. За время ее беременности и первого года жизни сына Таня обзавелась новыми знакомыми, и некоторые из них вскоре стали близкими друзьями. В роддоме она подружилась с Инной. Они в один день рожали. Инна родила девочку. И первый день

рождения Павлика и Ксюши они отмечали вместе. Инна была дизайнером по интерьеру. Ее муж Митя возглавлял строительную фирму. Энергичная, остроумная Инна импонировала Тане и быстро стала ее лучшей подругой, хотя и была моложе ее на десять лет. Митя тоже нравился Тане: рассудительный, деятельный, коммуникабельный, немного авантюрист, но оптимист во всем. Университетское окружение не было той средой, в которой она чувствовала себя комфортно. Там она всегда была немного в стороне. Сейчас этому способствовал еще и ее статус. Профессор! Доктор наук! С таким человеком просто так не пообщаешься. А Тане хотелось, чтобы с ней дружили не потому, что она профессор. Как когда-то в школе, она вновь остро чувствовала свою отверженность. С ней хотели дружить, но для пользы дела. В последнее время ее то и дело одолевали просьбами: посодействовать с поступлением в университет или в аспирантуру, протолкнуть на должность, замолвить словечко. Она устала от людей, которые стремились использовать ее в своих целях, истосковалась по простым человеческим отношениям.

Инна и Митя общались с ней на равных, не зная о ее должности и званиях. А когда узнали, совершенно не изменили своего отношения к ней. Соседка со второго этажа, Надя, вместе с ней часто гуляла во дворе со своим трехлетним сыном. Они тоже сдружились. Ходили друг к другу вечером на чашку чая. Беседовали о своем, о женском, а их дети мирно играли на коврике. Была еще няня, пожилая, но вполне бодрая Шура. Она много лет проработала в доме ребенка, а когда ушла на пенсию, стала подрабатывать няней. Через ее руки прошло множество новорожденных, в том числе и сын Нади. И Таня остановила свой выбор на Шуре, когда пришло время выйти на работу. Декретного отпуска она не брала. Закончился больничный. Сыну исполнилось два месяца, и Таня снова появилась в университете, Первое время — на пару часов в день. Потом — больше. Она не могла позволить себе не работать. Растет сын, ему уже сейчас столько всего нужно! Шура успокаивала ее, уверяя, что будет нянчить Павлика хоть до школы. Ну и Людмила Борисовна с Катей не забывали о ней. С ними Таня по-прежнему дружила. Катя развелась с мужем, их отношения в конце концов зашли в тупик. Толик прямо заявил: или я, или твоя мать. Катя выбрала маму.

Все эти люди пришли поздравить ее сына с первым днем рождения. Было много подарков, детского смеха, шума, веселья и торт с большой красной свечкой. А поздно вечером, когда дети были уложены, а посуда вымыта, Шура с Таней сидели в кухне и пили чай с тортом.

Шура, худенькая, энергичная, с коротко подстриженными русыми волосами, тронутыми сединой, подперев щеку, рассказывала о своей несчастной неразделенной любви, вследствие которой она вышла замуж без любви и двадцать пять лет жила с нелюбимым из-за детей.

— Так что правильно ты все сделала, Танюша. Лучше одной, чем лишь бы с кем.

Шуре было шестьдесят, и Таня не возражала против ее «ты», но и сама не выкала.

— Все так, Шурочка. Но я понимаю, что одной растить ребенка неправильно. У Павлика должен быть отец. Он хоть и маленький, а все равно повторяет за Ксюшей, когда та лопочет: «Папа, папа». Я не могу слышать, как он говорит «папа», сердце разрывается.

— Тогда подумай насчет Максима. Может, еще не поздно?

— Поздно, Шурочка. Он женился.

Максим и вправду женился. А месяц назад мэр Левченко был отстранен от должности и на него завели уголовное дело. Максим больше не работал с этим человеком. Но изменить что-то она уже не могла. Да и не хотела.

Разговор с Шурой разбередил душу. Няня ушла к себе, она жила в соседнем доме. А Таня еще долго сидела, глядя куда-то в темноту окна и думая о своем. Вдруг, повинуясь внезапному порыву, она бросилась к книжной полке и стала вытаскивать книги, одну за другой. Она помнила, что положила его письмо в одну из маминых книг.