Ключи от ящика Пандоры
Шрифт:
Она быстро оделась, подкрасилась, вышла из дома. Полуденное солнце, разорвав серые облака, радостно облизывало стволы сосен, высушивая их теплым языком. И лужицы на дорожке высохли, обнажив насыпавшиеся хвойные иглы – надо бы потом метелкой пройтись. Вот и еще одна работа, чтобы отвлечься. Давай старайся, переноси горестное душевное в усталое физическое. Может, будет результат! Старайся изо всех сил, хоть до вечера дотерпи, а там видно будет!
Войдя в азарт, Ирина нагрузила в супермаркете полную тележку, с трудом доволокла до машины. Движения были суетливыми, будто опаздывала
Стоящую невдалеке машину загружали продуктами двое. Красивая, между прочим, на первый взгляд парочка – Стелла и этот парень. Будто кадр из голливудского фильма любовь на стоянке супермаркета. Она продукты в багажник кидает, а он копытом бьет от нетерпения, поцелуй на лету успевает перехватить. И оба хохочут, брыкаются шаловливо, потом коротко обнялись, парень протянул руку, захлопнул багажник… Стелла села за руль, умело выехала в узкий промежуток между машин, порулила на трассу. Иру будто черт за правую руку дернул – за ними свернула, хотя надо было, наоборот, сдать в обратную сторону. Пристроилась им в хвост, не отдавая отчета – зачем?
А с другой стороны – вроде как отвлеклась приключением. Да и любопытство злорадное одолело, захотелось до конца спектакль досмотреть. Как ты там давеча выражалась, красавица? Замечательно тебе с Петром Яковлевичем живется, да? Он тебя любит и никогда на сторону не пойдет, потому как хороший муж, а не породистая лошадь? Не-ет, милая, он у тебя не лошадь, а олень с рогами, вот он кто!
Усмехнулась и тут же ужаснулась своим мыслям. Что это с ней происходит такое? Никогда не была злой, тем более злобно-любопытной. Но поздно уже мысли думать, вон Стелла во двор свернула. И ей надо свернуть, не бросать же приключение на полпути.
Остановилась невдалеке, за худосочной рябиновой порослью. Парень вышел из машины, сгреб из багажника пакеты с едой. Хотя не только с едой – вон из одного пакета блестящее фольгой горлышко шампанского торчит. Стелла ждала его у открытой двери подъезда, гордо не обращая внимания на старушек, сидящих на скамеечке и пронзающих парочку любопытными взглядами.
И что? Все, что ли? На этом, господа, занавес, приключение закончилось? Нет уж, надо это дело до конца довести. Получить необходимую информацию. Пусть и кричит внутри совестливое чистоплюйство – зачем это тебе? А низачем… Так надо. Пусть оно заткнется, если все в жизни так скоропостижно меняется.
Ирина вышла из машины, пошла к подъезду, будто прогуливаясь. Улыбнулась приветливо одной из бабуль, что сидела на скамейке, спросила, как бы между прочим:
– А кто этот парень, что сейчас с девушкой в подъезд зашел? Вы его не знаете, случайно?
– Так отчего ж не знать, знаем, – бодро откликнулась бабулька, разглядывая ее с интересом. – Это Глебка из пятнадцатой квартиры. А тебе зачем, красавица?
– Да так… А что он за человек?
– Да обыкновенный, парень как парень, молодой, резвый. Тот еще кобелина.
– Кобелина? В каком смысле?
– Да
– А… Понятно. И часто к нему девицы захаживают?
– Да уж, Глебка – он у нас такой, – подхватила сидящая рядом старушка. – Все девки за ним гоняются. И эта долговязая туда же. А ты, красавица, опоздала, значит? Сама, что ль, вместо этой хотела? Так погоди, он девок как перчатки меняет, глядишь, через недельку и твой черед придет. – И, нахально хихикнув, добавила язвительно: – Потерпи, потерпи ишшо…
– Да не, – махнула рукой третья бабушка, сухонькая, как грибок-опенок. – Зря ты на Глебку волокешь, Ивановна. Эта, что с ним в подъезд вошла, нынче постоянная, я уж сколь раз ее тут наблюдала. Не, она уж почти год к нему наведывается! Я аккурат под его квартирой живу, знаю. Правда, она редко бывает, наскоками. Но уж когда появляется, у меня потолок ходуном ходит! И чего они там творят, бессовестные…
– Так знамо дело, чего! – хихикнула первая бабулька, прикрыв ладошкой беззубый рот. – Дело молодое, жеребячье, оттого и бессовестное! Нет чтоб жениться, как люди! Если уж целый год такая промеж них страстная любовь! Вот в наше время такого безобразия отродясь не было.
– Да чего ж не было-то, и у нас было!
Старушки увлеклись спором, на нее больше не обращали внимания. Ирина тихо отошла, села в машину, медленно выехала со двора. На душе было довольно мерзко, будто подглядела в замочную скважину. Она нащупала бутылку воды, неловко открутила пробку, глотнула. И все равно осталось во рту послевкусие любопытства, как душок плесени. Что с тобой происходит, душенька ты моя оскорбленная?! Легче от нового знания стало, да? Уж признайся, что легче. Не одна ты такая, и бедный Горский попал. А может, ему тоже «знаю – не знаю» устроить, чтоб не одной в этой паршивости кувыркаться? Ох, придет же гадость такая в голову… Скорей бы домой, там – как на родине, уже не так страшно.
Ира втащила пакеты с продуктами на кухню, рассовала по полкам холодильника. Руки дрожали, и очень хотелось горячего чаю. Вообще весь день хочется пить. Наверное, это сидящее внутри горестное недоумение задыхается от жажды?
Она уселась над исходящей травяным паром чашкой, ухо уловило слабую мелодию мобильного вызова. Ага, опять в сумке телефон оставила. Может, не отвечать? Сидеть тихо, смотреть в окно, слушать шум ветра в кронах сосен…
А гибкая-то сосна и впрямь гнется, как тонкий хлыст. А которая основательная, кряжистая, взирает на нее презрительно – чего уж ты так, милая, ветру потворствуешь? Гордой надо быть, стоять, не шелохнувшись! Вот и выбирай, как лучше.
А телефон все звонит. Ладно, надо ответить. Вдруг это Сашка или Машка?
На дисплее высветилось – «любимый». И кинулась в голову кровь, так горячо, что первым порывом было – шмякнуть телефон о стену.
Сдержалась, ответила ровно:
– Да, Игорь, слушаю…
– Ты где? Почему трубку не берешь?
– Прости, не слышала, телефон в сумке был. Я дома.
– С тобой все в порядке? Как себя чувствуешь? Голос какой-то больной.
– Нормальный у меня голос. Только голова немного болит.