Ключи Трёх миров

Вайд Марика

— Я не пойду с вами, — твердый голос Шучэн заставил ученика пораженно умолкнуть.

— Ты слышал? — Фан Синюнь уверенно прикрыл Шучэн собой, чем привёл учеников клана Снежной горы в ещё большее недоумение.

— Но, младшая госпожа, глава Се и твоя матушка приказали вернуться.

— Неужели она ответила вам шепотом? — усмехнулся Фан Синюнь. — Ся Шучэн останется здесь. Но если кто-то из вас не согласен с её решением, он может оспорить его… через меч.

Ученики клана Снежной горы переглянулись. Слава о Фан Синюне, как о лучшем мечнике государства Ся, давно

пронеслась от северных до южных границ, и от гор Цышань на западе до восточных равнин, примыкающих к морю. Проверять его мастерство на себе никому не хотелось. Поэтому присланные главой Се люди не стали испытывать судьбу — вернулись в повозку и уехали.

А следом разошлись местные жители, вдруг осознавшие, с кем имели дело — не всякий красиво одетый господин в состоянии обратить вспять сразу нескольких учеников клана Снежной горы, не обнажив меча.

Обнаружив, что враги и недоброжелатели рассеялись, Фан Синюнь ободряюще погладил Шучэн по плечу.

— Можешь выдохнуть, наследница дома Ся. Они ушли. Больше тебя никто не тронет.

Теперь бледное лицо дочери гуна Дицю покрыл нежный, словно лепестки хайтана румянец.

— Не называй меня так… Я проявила гордость, когда назвалась наследницей. Будущим главой нашего дома будет мой младший брат.

— Это замечательно, когда люди признают ошибки, — вмешалась наставница Ин. — Но кто-то объяснит мне, что это за представление я здесь увидела?

Она стояла настолько тихо, что Фан Синюнь на какое-то мгновение совершенно забыл об её присутствии и теперь пожалел об этом — мастер выглядела сердитой.

— Шифу, я прошу прощения!

— И за что же? Может быть за ученицу, которую без моего разрешения присоединил к Небесному клану? Или за устроенное на пустом месте противостояние с кланом Снежной горы? Скажи мне, Синюнь, чем ты был занят, что напрочь забыл об уважении к старшим?

Фан Синюнь, не задумываясь о чистоте мантии, опустился на колени, отбив почтительный поклон.

— Шифу может наказать меня на своё усмотрение.

— Хм… Думаешь, повинную голову меч не сечёт? — в спокойном голосе наставницы зазвенела медь. — У меня нет цели наказывать своего ученика, но я сделаю это, если продолжишь упорствовать.

— О каком упорстве речь, шифу?

— Назови мне причину, по которой сделал это.

Глаза наставницы горели невысказанным укором. Она совершенно права — он был своевольным. Но и оправдание тому есть.

— Шифу, ты сама знаешь причину.

Услыхав это, бессмертная отвернулась.

Фан Синюнь теперь видел только её профиль, чётко проступающий на фоне грязно-серых низких туч: поджатые маленькие губы, чуть вздернутый нос и нахмуренный лоб. А ещё были руки, бережно прижимающие к груди меч с изумрудной рукоятью. Ветер несмело касался её мантии, играя широкими рукавами, и задевал рассыпавшиеся по плечам волосы цвета воронова крыла.

Эта маленькая женщина во многом заменила ему рано ушедшую мать. Иногда Фан Синюню казалась, что его чувства к наставнице на грани дозволенного — благодарность, щедро сдобренная восхищением, больше напоминала болезненную привязанность.

Казалось,

что они знакомы очень давно, но он почему-то забыл, когда именно они встретились впервые. А может, он внушал себе, что их знакомство имеет историю, не укладывающуюся в одну земную жизнь? И всё это лишь наваждение. Игра внутренних демонов.

— Я знаю… — ответ наставницы прозвучал неожиданно, заставив отвести взгляд. — Потому и не могу наказывать.

— Благодарю, шифу.

— Я не стану возражать. Если хочешь, бери её с собой.

Фан Синюнь пристально всмотрелся в прямую, словно молодые побеги бамбука, спину наставницы, быстро удаляющейся от поселения смертных.

Почему её слова, выглядящие вполне дружелюбно, разбудили в нём неясную тревогу?

— Мы возвращаемся в Небесный клан, — произнёс он, не поворачиваясь к Шучэн. — Я возьму тебя на свой меч.

***

Она спешила в Красную резиденцию, едва не загнав лошадь, чтобы увидеть это? Се Цяньяо чувствовала себя съевшей горечи! Её супруг пил чай в открытом павильоне и выглядел умиротворенным: расслабленное лицо, прикрытые веки — всё в гуне Дицю говорило о внутреннем спокойствии. Неужели ему нет дела до случившегося в поместье Се?!

[съесть горечь — chi ku (??) означает терпеть лишения ради конкретной цели]

Выровняв дыхание, она подавила злость. Если уж вкусила горечи, нужно дождаться положительного результата. Иначе, в чём смысл перенесённых трудностей?

Передав меч служанке Шучэн, идущей рядом, Се Цяньяо приблизилась к супругу и вежливо поклонилась. Вполне ожидаемо, тот не придал значения еле уловимому шороху чужой одежды — ухо обычного смертного крайне ограничено в восприятии окружающего мира. Тогда она произнесла:

— Наложница Се приветствует супруга.

Обычно первый взгляд, ещё не объятый притворством, говорит об истинном отношении. Во взгляде гуна Дицю Се Цяньяо уловила морозный холод и равнодушие, но уже через мгновение на его губах отразилась слабая улыбка. Так он улыбался всем подряд — просто защитная маска вельможи, используемая при дворе вана Ся.

Что она в этой жизни сделала не так, чтобы биться о неприступную стену его равнодушия? Не стараниями ли её семьи гун Дицю избавился от позорной мужской болезни, лишающей надежды на рождение наследника? И вот вместо искренней благодарности супруг терпит её в своем доме, изображая вежливость!

— Цяньяо… ты вернулась? Почему не идёшь отдыхать?

Не просто холоден. Морозно-непреступен! Стоило давно привыкнуть, но её такое отношение неизменно выводило из себя. Разве это допустимо — терять контроль над собой, если ты ступил на тропу бессмертия? Се Цяньяо потупилась, а когда заговорила, голос звучал предельно спокойно.

— Мой долг уведомить господина о поведении дочери.

— О… — равнодушие гуна Дицю вмиг лопнуло, как тонкий лёд, сковавший пруд ранней весной, — широкая бровь чуть приподнялась, а на лице отобразилось неподдельное удивление. — Что такого натворила Шучэн, если ты утрудилась говорить о ней прямо с дороги?