Книга Истины

Лев Ольга

– За это его приговорил бы храм, - возразил музыкант.
– А я всё больше уважаю твоего покойного учителя. Только я бы уточнил его слова. Жрецам нельзя верить ни в чём. Храм - орудие власти для избранной группы людей.

– Ну, если власть дается милостью Гроз…

– Лонцо! Гроза - это явление природы и ничего больше! Храму Гроз всего четыреста тринадцать лет, - не выдержал Вирин и, насладившись недоверчивым изумлением на лице герцога, продолжил:

– До появления ордена Грозы жители материка поклонялись разным силам и божествам. Поэтому и сейчас находят остатки древних святилищ, совершенно не похожих ни друг на друга, ни на культ Семи. Когда это возможно, жрецы объявляют найденное святилище древним храмом Гроз. Когда находка

уж совсем ни на что не похожа, заявляют, что это проклятое место, осквернённое каким-нибудь языческим культом Детей Тьмы. На самом же деле никто из смертных не может знать, какие силы правят этим миром и приводят в движение время. Орден Грозы был изначально одним из многих, весьма немногочисленным и никем не признаваемым. И единственной его целью было завладеть секретом магии. Однако маги не спешили выдавать свои секреты. Лишь один из них, однажды попал в лапы старейшин ордена. По какой-то причине сопротивляться им он не мог. После нескольких часов пыток он рассмеялся старейшинам в лицо и сказал: «Только то, что убивает тебя, может сделать тебя магом». А после этого он заставил свое сердце остановиться. А поиски ордена с того дня влились в новое русло. И, как видишь, оказались успешными. Дети Гроз обрели силу и стали уничтожать магов иной веры. Они сразу получили поддержку короны, которая в магах всегда видела для себя угрозу. Орден же с самого начала скрывал свою силу. Триста восемьдесят девять лет назад был уничтожен последний известный маг, а Дети Гроз получили право называться главным и единственным храмом Лагодола. Тогда они занялись обработкой сознания народа и его властителей. Преуспели, как видишь, и в этом, - Вирин остановился, чтобы перевести дух и дать сделать это благодарному слушателю.

– Мне сейчас во всё это очень сложно поверить, хоть я никогда не считал себя рьяным приверженцем храма… - Лонцо выглядел потрясенным до глубины души.
– И как жрецы доверяют послушникам такие знания?

– О, не торопись с выводами. Никто никому ничего не доверял. То, что я тебе сейчас рассказал, знают только верховные и высшие жрецы Четвертой. Мне полагается около десяти смертных казней за то, что я знаю. Около двенадцати после разговора с тобой, - мрачно усмехнулся юноша.

– Тогда как ты обо всем этом узнал?

– Иногда легко расположить к себе уставшего от древних тайн старца. Сперва он показывает тебе чуть больше, чем положено знать послушнику на десятом году обучения. Потом его желание удивить любимца побеждает осторожность, а кое-что уже можно подсмотреть и без его ведома. Наверное, старый Овиан теперь денно и нощно молится о том, чтобы я умер раньше, чем жрецы вытрясут из меня его имя.

– Во все это очень трудно поверить, - тихо проговорил Лонцо.

– И это тебе. А ведь твой наставник хоть как-то тебя подготовил. Представь, каково с раннего детства повторять за жрецами клятвы и постулаты, а потом узнать, что всё это - один большой обман. Знаешь, нередко жрецы Четвёртой пройдя посвящение в высшие, сходят с ума.

– Верю, - герцог нервно почесал нос.

– Когда окажемся в Гории, я закрою лицо платком, а ты скажешь, что я твой слуга, и лицо моё изуродовано шрамами. Прошло всего два года, и едва ли там успели меня забыть.

– А почему ты сбежал из дома тогда, в семь лет?

– Надоело быть обузой для тетки. У неё и без меня восемь детей. Мои родители погибли в горах в мою первую луну. Так что, в Серой Долине мне делать было нечего. Вот теперь, кажется, ты знаешь обо мне всё, - усмехнулся Вирин и подхлестнул коня.

Некоторое время спустя тракт, окаймленный дубовой и сосновой порослью, начал наполняться людьми. Гонцы, торговцы, крестьяне, конные и пешие, с повозками и без стали все чаще попадаться на пути. Один раз мимо со свистом и смехом промчалась свита какого-то местного дворянчика.

– Надеюсь, нас никто не узнает, - Лонцо критически оглядел купленную накануне одежду.

Друзья оделись как простые наёмники, но если на высоком

статном герцоге стандартные кожаные доспехи со стальными пластинами смотрелись вполне органично, то маленький и хрупкий музыкант в слишком свободной ему броне выглядел совсем неубедительно. Вирин об этом догадывался, поэтому на взгляд Лонцо ответил недовольной усмешкой.

– Зато это объясняет, почему нас до сих пор никто не нанял, и мы путешествуем одни, - фыркнул Дорский.

– А может, мне следовало одеться вельможей?
– ехидно поинтересовался Вирин.

– Где ты видел вельмож, путешествующих с одним телохранителем?
– покосился на него Лонцо.
– Тем более, столь юных. Дворяне твоего возраста путешествуют хотя бы с небольшой свитой и одним-двумя наставниками. А купеческие сыновья с отрядом наёмников.

– Согласен. Ни на отряд, ни на двух наставников ты не похож, - кивнул музыкант и обернулся просто за тем, чтобы прервать разговор. И случайно выхватил взглядом блеск серебряной молнии в пестрой толпе.

– Забери его Седьмая, - прошипел он, поспешно отвернувшись.

– В чём дело?
– насторожился Лонцо.

– За нами едет служитель храма. Жрец, но не из высших посвящённых. Знак у него серебряный, а не золотой.

– А у верховного?

– У верховных - платиновые. Но платину от серебра я и за двести шагов отличу. И потом, верховные если выезжают из своего города, то только в окружении трёх шестых и тридцати седьмых.

Как бы невзначай обернувшись, Лонцо тоже заметил жреца. Тот уже изрядно приблизился, не щадя понурой пегой кобылы. Тёмно-серый балахон плескал широкими полами в такт мерному перестуку копыт.

– Пропустим вперёд, приглядимся получше, - герцог придержал коня.

Вирин последовал его примеру, выразительно посмотрев на солнце, припекавшее почти по-летнему. Несколько мгновений спустя, интересующий их всадник довольно быстро проскакал мимо. Вблизи он оказался чуть полноватым лысеющим мужчиной лет сорока пяти не очень уверенно держащимся в седле.

– Не седьмой, - уверенно констатировал Вирин, когда круп пегой кобылы затерялся в пестром ряду встречных и попутных.

– Да уж, скорее знахарь или писарь, - фыркнул Лонцо.
– Не представляю я себе такого воина. Это точно мастер за столом, а не на поле боя.

– Никогда не верь тому, что видишь, если дело касается храма, - покачал головой Вирин, снова трогая коня.
– Жрецы Седьмой могут выглядеть как угодно. И статными воинами, и тучными неврастениками и тонкими книжными червями. Их задача - убивать. А делать это тем легче, чем меньше от тебя этого ожидают.

– Тогда как ты узнал, что он не седьмой? Есть какие-то знаки отличия, которых я не знаю?

– Нет. Знаки отличия есть только у шестых. На правом запястье они носят шнурок. Каждому шестому с посвящением дается имя, которое вплетается в шнурок нитями определенных цветов. Все шестые строго отслеживаются, сам понимаешь, почему. Если шестой покажется вне своего храма без шнурка, он может быть казнён без суда. А седьмых я отличаю по тому, носят ли они при себе оружие. Обычно это короткий меч, способный поместиться в ножнах на голенище сапога. Его прячут под рясу. Некоторые добавляют к этому кинжалы под рукавами и метательные звёзды. Так вот у этого были обычные сапоги и закатанные от жары рукава. Да и в седельной сумке ничего путного бы не поместилось.

– Никогда не видел жреца с оружием, - покачал головой Лонцо.

– И не увидишь. Если некий Охар нас не догонит. Этот жрец, скорее всего, в первой тройке. И сейчас, скорее всего, в роли гонца. Дети Гроз - это тебе не стражи и даже не оранжевые. Они не ограничатся парой постов, заметных на всю округу и будут искать нас везде.

– И что делать?
– помрачнел Лонцо.

– А ничего. Ехать своей дорогой и стараться не попадаться. Ведь мы предупреждены, и они об этом не знают.

– Давненько тебя не было видно, - усмехнулся худощавый мужчина средних лет, неспешно потягивая густое ароматное вино.