Книга Каина
Шрифт:
— Заехал навестить нас перед отъездом. — произнес Гектор, но он уже смотрел мне через плечо, где один из его партнёров мурыжил босса разговорами. — Ты нас больше не забывай, старик. Мы с Вивиан будем ужасно рады услышать обо всех твоих странствиях, постоянно тебя вспоминаем. Марко Поло, а? Чего бы только я не отдал, чтоб оказаться на твоём месте!
— Следующий раз, — сказал отец, когда нам удалось остаться одним, — это произойдет со мной.
— Чепуха. И на сей раз, пап, я постараюсь не пропадать
Я подумал, что почти не соврал. Знать наверняка — невозможно.
Мы ещё долго оставались на кладбище, после того как прочие скорбящие разошлись. Гуляли по усыпанным гравием дорожкам между могилами. Из-за ярких венков дядину могилу было практически не видно.
— Здесь похоронена мама, — произнес отец, — хочешь сходить к ней?
— Не особо.
— Ты ни разу её не навестил.
— Нет, ни разу. Давай, по стаканчику?
— Тебе решать, — ответил он, не глядя на меня. — Но мне казалось, раз уж мы здесь…
— Я не хочу видеть ее могилу, пап. И уже объяснял тебе.
Весна, помнится, подумалось мне. Быть в Англии. Я как бы между прочим остановился подобрать сломанный цветок, упавший на дорожку. Он был вполне свежий.
— Из какого-то венка, — заметил отец.
Мы шли медленно, молча, и небо было низким и серовато белым, словно молоко, долго простоявшее, собирая пыль, в кошачьем блюдце, и подняв голову, я почувствовал каплю дождя на лице.
— Смотри, похоже, вот-вот хлынет, — сказал я.
— Я хожу сюда каждый месяц, — рассказывал папа. — Не всегда получается, чтоб каждый, но это редко. Хотя бы это мне удается.
Я подавил желание нагрубить. Покосился в его сторону, но он отвел глаза, и на щеках появился лёгкий румянец. Как будто папа ответил: «Я уже старый, Джо, ты должен понимать», будто ответил именно это и ничто иное, что не имело значения, и на самом деле не было тем, что он собирался сказать. Мне хотелось обнять его со словами: «Как же мы похожи, пап». Но я не решался сделать такой жест.
Он с неуверенностью смотрел на меня.
— Я, бывало, задумывался, Джо, почему ты не занялся серьезным делом, ну, как Гектор или твой шурин.
— Задумывался?
— Сейчас мог бы ни от кого не зависеть.
— Я и не завишу.
— Да, знаю, — сказал он, — но ты знаешь, о чём я говорю, Джо.
— Деньги?
Покашливание.
— И статус, понимаешь. Взять Гектора, сейчас у него прекрасное положение. А мальчик здорово вкалывал.
— Ты ему завидуешь?
— Кто? Я?
Его смех прозвучал вымученно. Я оглянулся на урну на подставке из белого мрамора; надпись по-латыни… in vitam aeternam[40]…
— Сам знаешь, это не так, сынок.
— Не желаю обсуждать Гектора, пап. Бедный парень со своими бесконечными квотами.
— Дело твое, Джо. Я не хотел тебя задеть. Только,
— Да, помню.
Мне хотелось просто сменить надоевшую тему, но отец расстроился, лицо его вытянулось. У меня было возник импульс объяснить ему свое отношение… что по-другому бы я и не смог, что не готов я ворошить прошлое… разве он не видит? Но он бы не понял. «Мы очень похожи, сынок, ты и я». Вот так он мог отреагировать. Его сын, в конечном счете. Второе поколение.
— Конечно, я вполне понимаю, — наконец вздохнул он. — Я не особо помог тебе в жизни.
Я поразился этой нелепости. Он всю жизнь в неё верил: мой сын, мой мир. По крайней мере, он может считать себя виновным.
Я поймал себя на том, что отвечаю немного суховато:
— Не вини себя, пап.
И чуть не добавил: «Ты же ни прямо ни косвенно за меня не решал», но защитная улыбка недоверия уже возникла у него, словно забрало на лице.
Мы брели дальше.
И тут-то я обнаружил, что отцовская шляпа вроде бы ему велика. Так и есть, велика. Не его размер. Я взял его за руку:
— Пап, тебе твоя шляпа велика!
Он рассмеялся:
— На другую денег нет, Джо! Представь, когда первый раз шляпу купил, стоили 12/6 баксов… самые лучшие, прикидываешь. Такая же шляпа сегодня 62/6 баксов. Деньги дешевеют, как буквально на днях Гектор говорил. Дешевые шляпы — дрянь, сплошная дрянь. А эта — «Борсалино».
«Борсалино». Он успел остановиться и снять шляпу, ткнул пальцем на выцветшую шелковую подкладку.
— «Борсалино. Сделано в Италии». Видишь?
— Хорошая, наверно.
— Лучше не бывает.
Мы миновали главные ворота кладбища. Кортеж уже распался, большая часть машин разъехалась. Привратник кивнул нам, когда мы выходили на улицу.
— Полагаю, эти магазины неплохо срубают, — сказал я отцу, показывая на ряд лавочек, торгующих оградками для могил и цветами.
— Основательно, — подтвердил он, — однажды я купил у них урну для бабушки, но как-то прихожу, смотрю — разбили. Это, конечно, давно было. Лет двадцать назад.
— И гробы.
— Да, они торгуют гробами с надписями.
— Вечность в деревянных макинтошах, — произнес я. Но отец смотрел прямо перед собой и тихо семенил, он всегда так ходил по улице. Казалось, он забыл, о чём мы разговаривали.
— Ты прямо сразу за границу?
— Видимо, да. Меня здесь сейчас ничто не держит. Может, на пару дней зависну в Лондоне.
— Потом куда? Во Францию?
— Скорей всего в Северную Америку.
— Был там во время войны, — механически сообщил он. — Александрия.
— Ага.
— Я знаю! Как раз накануне смерти твоей тети Элеоноры.