Книга магии
Шрифт:
– Я брошу трубку, если ты так и будешь сопли жевать. Что случилось с Селмой?
– К этому-то я и веду. Но погоди, все по порядку, иначе ты не поймешь.
– Так в чем же дело?
– Знаешь, я звоню из аптеки, и у меня кончились монеты. Можно я приду? По-жа-луй-ста!
Мне хотелось встретиться с ним в парке, но сидеть на мокрой скамейке под дождем рядом с этим…
– Хорошо, – сказала я и повесила трубку.
Вот же идиотка. Знаю ведь, что нельзя его пускать. Я почистила клетку и оставила ее сохнуть. Вытащила чистые подстилки из стиральной машины и положила их в сушилку. Я вынимала посуду из посудомоечной машины, когда звякнул дверной колокольчик. «Звонок-попрыгун», так называли его папа и дедушка, колокольчик был из старомодных созданий, такой, на пружинке. В магазинчике осталось много всякой
Колокольчик возвестил о приходе почтальона. Когда вошел Фарки, я сортировала счета по дате оплаты. Настоящее имя моего приятеля Эммануэль Фаркар. Фарки звучит ничуть не лучше. Я своим глазам не поверила! Чисто выбрит. Подстрижен. Дорогая рубашка застегнута на все пуговицы. Джинсы и ботинки. Я не видела, чтобы он выглядел лучше с тех пор, как мы фотографировались для школьного альбома в восьмом классе. Он взглянул на меня слезливыми карими глазами.
– Она заставляет меня так одеваться, – пожаловался он. – Вручила мне эту рубашку и отобрала мою майку с «Нирваной».
Затем, прищурившись, Фарки оглядел магазин.
– Что-то слишком тихо. Где Купер?
Купер – большой трехцветный кот, которого мне подбросили четыре года назад.
– Спит где-нибудь, – для светских бесед настроения не было. – Так что там с Селмой?
– Я расскажу тебе, расскажу.
Грустный взгляд, обегающий полки и прилавок.
– Может, сядем за стол? Как раньше.
Ну что я за дурочка. Совсем как мой отец. Стоило Фарки упомянуть, что мы больше не друзья, и я уже не могла вышвырнуть его за дверь, как следовало бы поступить. Мы прошли в заднюю комнату. Когда-то здесь располагалась маленькая кухонька для крошечной квартирки за магазином. Сейчас это магазинная кладовка, но в ней сохранился круглый красный стол с хромовой окантовкой. И четыре стула с обтянутыми винилом сиденьями и спинками были почти целиком красными, если не обращать внимания на дырки, заклеенные темным скотчем. Вздохнув, Фарки уселся. Я налила ему чашку кофе и подогрела свой. Машинально. А как бы поступили папа и дедушка?
– Селтси, мне так…
– Что случилось с Селмой?
Если он снова начнет мямлить извинения, я никогда его не прощу. Ужасно выслушивать такую неуклюжую хрень, когда вся твоя боль – наружу и всем видна. Он сделал большой глоток кофе и вздохнул.
– Я так замерз! О'кей, о'кей. Итак, я еду, поворачиваю, где миссис Мего мне указывает, и мы останавливаемся у Фреда Мейера. Мне велят ждать в машине. Она делает покупки, выходит с тремя пакетами и тележкой, которую толкает упаковщик. Я укладываю в багажник пакеты, открываю дверцу, чтобы она могла вместить свою задницу. И, когда я сажусь в машину, она сообщает адрес. «Что?» – говорю я. А она: «Не важно, придурок, я покажу дорогу». Выезжаем с парковки, она показывает дорогу, но навигатор из нее так себе. Ну да ладно.
Он мнется, видя, что меня бесит его ахинея.
– Так вот, подъезжаем к месту, там реклама «Распродажа». И товары перед гаражом на столах и на простынях, прямо на лужайке. Я открываю ей дверцу машины и следую за ней взглянуть, потому что, чем черт не шутит, может, что приглянется.
Он бросает вороватый взгляд в сторону.
– Черт, покурить бы. Не найдется сигаретки?
– Я не курю. Ты прекрасно это знаешь. Продолжай.
Фарки встал из-за стола, налил себе еще кофе и подлил мне. Он так быстро здесь освоился, точь-в-точь блудный кот, который возвращается домой, только когда ему подобьют глаз или порвут ухо. Я ждала.
– Итак, она идет к игрушкам, шарит, словно ищет какое сокровище. Барби, пластиковые тематические наборы, динозавры, в общем, всякое барахло. Но она аккуратно берет каждую вещицу, подносит к лицу одну за другой. Затем кивает мне, и я открываю дверцу машины. Мы едем дальше на такие же точно барахолки, где-то пять или шесть базарчиков. Я, по идее, должен работать два часа в день, а прошло не меньше четырех. Мы подъезжаем к очередному гаражу, где мужчина
Кажется, я выпила многовато кофе, тянет в туалет.
– Я в туалет. Жди здесь.
Я подумала было сказать, чтобы он ничего не трогал, но не хотелось лишний раз с ним заговаривать – желчь так и кипела из-за этого гаденыша. Он потупил глаза и сжал кружку.
Когда я вернулась, он курил сигарету. В центре стола стояла папина старинная стеклянная пепельница. Я возмутилась, что он тянет лапы к моей собственности, но, как выяснилось, то были еще цветочки.
– Черт возьми, Фарки! Где ты взял сигарету?
Я догадывалась и боялась ответа.
– В ящике с волшебным хламом, – тихо признался он.
Фарки ссутулился и втянул голову в плечи, как нашкодившая псина, которую сейчас стукнут по лбу газетой.
– Там еще зажигалка была, – добавил он и щелкнул ею перед моим носом.
Не какая-нибудь пластмассовая дешевка: серебряная «Зиппо».
– Черт бы тебя побрал!
Я шагнула к комоду и притронулась к ручке ящика. Мертвый. Полностью разрядился. Никакого жужжания.
– Фарки, я подпитывала и заряжала его целый месяц. И как раз в тот самый момент, когда он нам может понадобиться, ты сжигаешь магическую силу из-за дурацкой сигареты!
– Но мне нужна была сигарета! – заскулил гаденыш. – И ящик, словно он помнит меня, дал мне хорошую зажигалку.
– А я подпитывала его целых два месяца и ничего не просила! И если он нам срочно понадобится, то…
Я задохнулась от гнева. Фарки. В этом весь Фарки. Каким местом, черт возьми, я думала, впуская его в дом? Я шумно плюхнулась на стул.
– Селма, – процедила я сквозь зубы.
– Да-да, я помню.
Он затянулся и стряхнул пепел с сигареты.
– Как я уже сказал, старушенция потащила обувную коробку к машине. Я обогнал ее, чтобы открыть дверцу, и подумал, что раз она накупила всякой всячины, то возвращаемся домой. О'кей. Я захлопнул дверцу, залез в машину и не успел ничего спросить, как вдруг она командует: «Поезжай». А я: «Куда?» «Поезжай, кретин». Ну, еду.
Фарки глотнул кофе и обвел глазами кухню.
– Боже, как же хочется есть.
Он бросил жалостный взгляд на банку с печеньем, зная, что это «собачья радость». Я достала пару бананов. Он сразу очистил свой, откусил половину, пробубнил что-то с набитым ртом. Сигарета – в одной руке, банан – в другой. Я ненавидела его, хотя это не имело смысла, я же знала, чего от него ждать.
– Я проехал с квартал, когда сзади донесся знакомый звук. Когда-то у меня была собака, любительница пожевать пластмассу. Такое сочное чмоканье забыть невозможно. Я посмотрел в зеркальце. В коробке лежали зеленые пластиковые солдатики. И тут я увидел, как миссис Мего положила в рот «ползущего пехотинца» и откусила. Раскусила его пополам и жевала с открытым ртом, шумно дыша носом и ртом одновременно. В зубах ее торчали зеленые кусочки. Она жевала пластик, как засохшую ириску, споро работая челюстями, полуприкрыв глаза, словно в экстазе. Я не знал, что и подумать, поэтому просто вел машину. Она сожрала все содержимое коробки! Потом сказала: «Вези меня домой». Привожу, открываю дверцу, она свешивает ноги, юбка задирается, и я думаю, что для старой дамы ножки в черных чулках слишком хороши. Она протягивает мне руку, как какая-нибудь принцесса, и, когда я подаю ей свою, выходит из машины, и – святые угодники! – передо мной уже совсем и не старуха. Ну, конечно, и не девчонка, а из тех дамочек среднего возраста, с которыми можно неплохо провести время. Лицо ее покрыто потрескавшейся коркой из пудры, и она командует: «Отнеси еду в кухню». Она заходит в дом, я несу покупки и кладу их на кухонный стол, а ее там нет. Вылизанная до блеска кухня, пустые столы. Я хотел положить продукты в холодильник, но это была не еда, а бумажные полотенца, моющее средство и тому подобное. И ухожу.