Книга магов (антология)

Наумова Марина Всеволодовна

— Меня зовут Норкрион, — обращаясь к нему, представился старейшина. — Это — Рианальт, хозяин дома, в котором вы расположитесь до… до… Ну, понятно! А это — Тейчан, которая возьмет на себя роль хозяйки…

Рианальт даже Заложнику показался каким-то чудаковатым. Замызганный, невысокий и длиннолицый, худой, немного сутулый, с длинными патлами светлых прямых волос, забывших о расческе, с шальным, блуждающим, но вместе с тем неглупым взглядом. Что-то в манере Норкриона говорило о том, что он больше привык держаться особняком и неуютно чувствовал себя среди людей. Черты девушки были почти красивыми, разве что несколько тяжеловатыми, ее портило

напряженное выражение лица. На первый взгляд она показалась Заложнику совсем юной, но взглянув на нее второй раз, Лишенный Имени понял, что впечатление обманчиво. Скорбная морщинка у глаз и притаившаяся в их черноте усталость выдавали, что Тейчан успела столкнуться в жизни с горем.

— Кроме того, к вашим услугам всегда будут… хм… ваши спутники. Их, надо полагать, представлять не стоит?

— Стоит. Мы не беседовали в пути, — неожиданно для самого себя произнес Заложник.

— Да? — на миг на сухощавом бронзово-смуглом лице Норкриона углубились морщинки. — Хорошо. Это Тапранон, воин и учитель воинов, а это — Рангихор… Пойдемте сразу в дом: не стоит слишком волновать общину.

Заложник кивнул. Он был обязан знать, что его появление вызовет больше суеверного страха, чем благодарности.

— Да, кстати, а как зовут вас и вашего спутника? — поинтересовался старейшина.

— У меня нет имени. Такова традиция — я оставил его в прежней жизни. Если вас это смущает, вы можете называть меня именем человека, ушедшего вместо меня в Храм. Разумеется, если ваши обычаи тому не противоречат.

— Лучше сокращенным вариантом. Линго, — неожиданно предложил Рианальт. — Имя то же самое, но — не то. Не он.

— Пусть так, — с виду равнодушно согласился Заложник.

Какой пустяк — имя. Но его наличие уравнивает с обычными людьми. «Попробуй последний глоточек…»

— А вашего спутника?

— Его не существует, — сообщил уже на ходу Линго.

Теперь его звали так.

— А…

— Но ему нужна будет отдельная комната. Лучше — сарай.

(«Это — жрец», — шепнул старейшине Гихор. «Это — палач», — тихо сообщил Тапранон.)

— Надо — значит, найдется, — пожал плечами Рианальт, хозяин дома, и с трудом сдержался, чтобы не спросить — зачем.

«С именем приходит «Я», — тихо сказал дощатому потолку Линго.

Норкрион сообщил ему суть поручения, едва только они вошли в стоявший чуть на отшибе дом с голубятней (настоящий, как ни странно; его внешние стены, как и требовалось, были сложены из кирпичей, а внутренние — оббиты аккуратно отшлифованными досками), но Заложника больше донимали сейчас мысли, касающиеся его самого.

Поручение состояло в том, чтобы убить Правителя.

Линго хотелось получить хоть каплю удовольствия от последнего глотка существования. Пусть даже жертва из-за этого покажется тяжелей. Каплю, не больше. Несколько минут ничего не значат. Несколько минут из нескольких оставшихся часов или пары дней значат очень много.

— А вы уверены, что жаждете именно этого? — спросил он. Они были уверены. На все сто.

Отдых после дороги продлился меньше двух часов.

— Жизнь одного человека — песчинка в пустыне мироздания.

— Сумасшедший мерзавец при власти — не песчинка!

Линго не должен был устраивать дискуссию по поводу поручения, но имел право на это.

— Тихо. Гихор! — В комнате присутствовали все пятеро, чьи имена Линго знал. На подростка шикнул Норкрион. — Линго, простите его несдержанность…

— Мне

все равно.

С чердака доносилось металлическое позвякивание — палач обживался.

— И он, по сути, прав. — Глаза старейшины тоскливо блестели. — Когда-то Правитель Пермангир, которого мы так хотим уничтожить любой ценой, был просто жесток. Жесток, подл, но нормален. Человек в здравом уме все же позволил бы выживать другим. Во всяком случае, поначалу он знал, чего хотел. Мы и тогда его ненавидели за нереальную плату, которую его чиновники драли за любой необходимый предмет, за запрет иметь ткацкие станки, из-за которого нам приходится отдавать половину урожая, за увод людей на принудительную службу в Городах, но все же он знал меру, и даже худшее можно было понять. Не было убийств для развлечения, Территория охранялась от внешних врагов…

— Сейчас — нет?

— Эх! И да, и нет. Внешне все на месте, но когда неизвестно, кто хуже — свои или чужие, о какой нормальной защите может идти речь? Солдат забивают насмерть за малейшую провинность, взамен их вербовщики уводят почти всю молодежь. — Норкрион хлопнул Гихора по плечу. — Вот таких, как он… Только патрули кормятся нормально. Но туда отбирают особых. Людоедов, получающих наслаждение от кровавой работы.

— Так было. Так будет. — К равнодушию тона Линго примешивалась скука.

Поручение и впрямь казалось ему банальным до тоски.

По сути.

Заложникам не дано право выбирать. Но — обидно умереть вот так.

— Природа человека — единственное, что нельзя изменить чудом…

— Да он просто струсил! — вдруг сорвалась с места девушка. — Он… Он ищет отговорки!

— Тише, Тейчан! Простите ее, пожалуйста…

— Нельзя изменить чудом, но человек при желании может сделать это с собой сам, — словно не слыша ее, продолжил фразу Линго. — А от своего долга я отказаться не могу. Я и есть — долг. Если я откажусь от поручения, меня ждет нечто худшее, чем смерть, — НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ. Я просто хочу убедиться в том, правильно ли вы ставите вопрос.

— Вы что, думаете, что наше решение было опрометчивым? — надулся Тапранон.

Девушка отошла к окну. Плечи ее неспокойно вздымались. Она не отстранилась в тень, тень словно сама скрыла ее, позволяя привести чувства в порядок. Ночь — уже третья, проведенная Линго за пределами Храма, — синеватым отсветом гасила вспыхнувший на щеках Тейчан румянец возмущения.

Разговор явно был не последним.

— У нее есть свои причины злиться, — заметил Рианальт.

— И потому я хочу быть уверен, что именно смерть Правителя является единственным выходом. Что она и является целью, а не средством достижения чего-то другого. Без этого сложно установить, каким должен быть Дар. Смерть того человека, как таковая, — или нормальная жизнь вашей общины.

— Без первого второе немыслимо — мы просчитали все варианты…

— …Тейчан осталась одинокой, и…

— …Убить одного человека проще, чем устроить большой переворот, на последнее для жертвоприношения может не хватить нас всех, как нам не сделать этого без магии…

— …Да эта сволочь другого не заслуживает!

Почему-то Линго казалось, что они говорят все сразу, и каждый — о своем. В его восприятии голоса всех собравшихся и мрачное молчание девушки сливались в единый комок. Даже не клубок — они были похожи на рваные нитки. И выделялись слова о Тейчан, выпадали из него, но даже за ними сквозило то, что придавало ниткам-чувствам-мыслям общий цвет, — ненависть.